Автор: Your Kaulitz Dream
Бета: Своими силами
Название: Я ненавижу клоунов
Предупреждения: сцены насилия, грубые выражения
Категория: Slash
Рейтинг: NC-17
Пейринг: Клоун/Билл, Билл/Том (Трюмпер) на начальной стадии
Герои: Клоун, Билл, Том (Трюмпер)
Жанр: AU, OOC, OC, Dark, POV Bill, Angst, Hurt, Grapefruit, Kink
Размер: Mini
Описание: Страхи имеют отвратительное свойство – появляться в реальности.
Пометка: Этот фик – всего лишь порождение моего страшного извращённого сна.
Распространение: с разрешения автора и вместе с шапкой.
Дисклеймер: отказываюсь от прав на главных героев и прошу у них прощения за использование образов. Так же извиняюсь, если мой собственный персонаж как-то похож на вас.
От автора: Приятного прочтения

- Где наш гуттаперчевый мальчик? – я с привычной улыбкой подошёл к директору цирка, чтобы принять от него все ценные указания перед выступлением.
- Вы звали, Герр Трюмпер? – необыкновенно роста мужчина смотрел на меня свысока, но это было скорее связано не с неприязнью ко мне, а с тем, что он выше меня на голову.
- Да, Билл. Сегодня ты у нас оставлен, так сказать, на десерт. Выступаешь перед самым концом, после тебя идёт только клоун с прощальным номером. Поэтому ты можешь не торопиться и спокойно нанести полноценный грим. – он мягко улыбнулся мне, в свете прожекторов блеснула его благородная седина и сразу исчезла где-то за пределами арены.
Я поспешил в свою личную гримёрку, радуясь такой удаче и уже представляя, как с пользой для своего вида проведу всё своё свободное время. В узком коридорчике между главной сценой и закулисьем был маленький коридор, которого я всегда боялся. Точнее я боялся не самого помещения, а боялся столкнуться там с одним человеком. Когда моё выступление ставили перед клоуном или после, я всегда встречался с ним именно здесь. Я боюсь его. Его странного, пугающе-слащавого взгляда: казалось, что меня настораживает, ведь он добрый клоун – отрада для детей и родителей? Он должен быть таким. Но в нём, в его глазах, даже в его вечной ухмылке было что-то от дьявола, я чувствовал это на себе, я постоянно отводил глаза от его невыносимо-противного толстого лица. А он смотрел на меня, смотрел в упор, словно раздевая взглядом, пожирая меня, заставляя поднять голову. И сейчас я боялся заметить этот немного злобный прищур, казалось, добродушных глаз. Но не встретил.
Быстро прошмыгнув в свою коморку, я прикрыл дверь, сел на стул и отдышался. Я параноик, мне кажется, что меня преследует добродушный рыжий толстяк, я всего лишь параноик, параноик…
Остановившись на этом, я взял кисть и принялся творить на своём лице то, что Трюмпер называл «маленькие взрывы на глазах». Чёрные тени рассыпались по нежной коже век, карандаш нежно обволакивал её, а тушь ровно ложилась на ресницы под чутким руководством моих умелых рук. С самого начала я здесь сам себе визажист, и мне это нравится – я могу делать всё, что захочу. Здесь я - чёрная ворона среди ярких райский пташек, и моя уникальность льстит мне, заставляет чувствовать себя единственным и неповторимым. В последний раз, оглянув себя в зеркало, я встал и направился к огромной вешалке с чёрными костюмами, но что-то упругое оттолкнуло меня к стене, что давно пустовала безо всяких картин и полочек. Я хотел было воскликнуть что-то типа «Да как  вы смеете?», но поднял глаза и не смог ничего произнести. Пара карих глаз, злобно сощурившись, смотрела на меня, а я всё так же, как раньше, пытался застенчиво спрятать свой взгляд. На это его губы растянулись в улыбке, что была сладка до тошноты, а сам её владелец прижал меня мокрой ладонью вплотную к бетону. Я был напуган до полусмерти, я не мог дышать – впервые мой страх стоял передо мной так близко, прижав моё жалкое слабое тело к холодной стене, и подло улыбался, осознавая мою беззащитность. Теперь его от природы пламенно-рыжие волосы не освещали помещение, а заставляли сгорать мою душу, испепеляли её. Он не посмеет, не посмеет, не посмеет…
Холодные влажные ладони блуждают по моему телу, оставляя за собой отвратительные следы воспоминаний, что никогда не угаснут, его вспотевшее лицо лоснится при свете неяркой лампочки, становясь ещё безобразнее, выдавая его натуру. Он убрал одну руку с моей груди и потянулся своими толстыми ленивыми пальцами к ширинке старых растянутых джинс. Одно мгновение, и одежда упала с него, оголяя ноги, ещё немного, и он всё теми же пальцами стянул трусы. Из-под тяжёлого нависающего живота выглядывал его отвратительный толстый и возбуждённый член. В глазах потемнело, я понял, как ненавижу его, понял, что никогда в жизни этого не забуду, что ещё долго буду лечиться по его вине, но это лишь будущее, настоящее ещё страшнее.
Трясущимися липкими ладонями он схватил меня за талию, развернул к себе задом и прижал к стене своим мокрым от пота пузом. Он вошёл в меня, он воткнул в моё тело свою отвратительную сардельку, он разорвал его своей нестерпимо толстой, как и он, гладкой плотью. В один миг меня замутило, к горлу подступил комок, живот рвало изнутри, но он не позволял мне ни единого движения, прижимаясь ко мне больше и больше. Я надеялся, что смогу отключиться, как можно скорее вырубиться, но он начал двигаться внутри моего девственного до сего момента отверстия, прорывая его на бОльшую длину, чем весь его член. Он с огромной силой толкался в меня, издавая ужасные пыхтящие и хрюкающие звуки, получая наслаждение от моего страдания. Он был противен мне всем, я готов был проблеваться на месте, но боялся испачкаться, поэтому из моих глаз просто полились слёзы. Они разрывали глаза, отдавая векам ту боль, что чувствовало моё тело, они прожигали кожу, как прожигают мои бока горячие потные руки. А ему было глубоко посрать на то, что я плакал навзрыд, издавая страшные немые крики мучений, ему было хорошо, он давно этого желал и, наконец, получил.
На одну секунду я вырубился, перестал чувствовать скользкие движения этого отвратительного человека - отрады для детей и их родителей -, поверив, что Бог услышал мои молитвы, но реальность быстро вернулась в моё сознание, и всё снова побежало по замкнутому кругу. Боль, толчки, хрипы, тошнота, боль, слёзы, горечь туши во рту, его плоть во мне, молитвы и снова боль. Казалось, это будет длиться бесконечно в наказание мне за всё содеянное – хорошее и плохое… Считаю до трёх, в надежде на то, что, когда я произнесу «три», всё испарится, как страшный сон, как отголосок моего странного страха, но это не действует. Всё наяву, сны не бывают настолько жестокими.
Два последних движения внутри меня, два последних прикосновения покрывшегося испариной живота к моей спине, два последних толчка в глубину, и по моему позвоночнику разливается что-то отвратительное, густое, липкое. Казалось, эта жидкость не отмоется никогда: если не с моего тела, то точно уж не с души, такое не смоешь никогда. Клоун издал удовлетворённый поросячий хрюк, вышел из моего тела, наконец-таки отпустив меня от стены, и ушёл из помещёния. А я упал на пол и лежал так пока не осознал до конца, что произошло. Новый поток боли захлестнул меня с головой, я ударил крепко сжатым кулаком по деревянному полу и бесшумно что-то прокричал. Не помню точно, что, - меня всё ещё мутило.
Собрав последние остатки гордости, я встал, натянул штаны и застегнул тугую ширинку. Первый шаг я совершил удачно, но на втором ноги снова подкосились, и я буквально вывалился из гримёрки прямо в руки Герру Трюмперу, снова плача от безысходности. Его тёплые сухие ладони гладили меня по спине и по голове, через пелену слёз я чувствовал всё тепло и всю нежность, что исходили от него. Я доверился ему.
Он был не таким: не скользким, не противным, он никогда не щурил глаза, и только сейчас я понял, что сильно его за это люблю. Он, как губка, впитывал в себя всё, что кипело внутри моей грязной теперь души. Как я ненавижу… Так нельзя…
- Что случилось, Билл? – он всё ещё стоял посреди коридора со мной на руках и нежно гладил мой затылок, придерживая его на уровне своего мощного плеча.
- Я ненавижу клоунов…