Спустя 2 дня. Берлин.
Pov Кассандра.

Прошла всего лишь неделя с того момента, как Том покинул наш маленький рай, под названием "Моя Квартира". С тех пор я ничего не могу сделать нормально. Я говорю себе: "Он ведь вернется. Это же не на долго, Кэсси, возьми себя в руки!" Стоит мне только подумать  о нем хоть немного и всё по-новой. Беспокойное чувство не покидало меня всё это время. Будто должно случиться что-то ужасное. Только не пойму что.
Я ведь не могу так, Томми. Всё здесь напоминает  о тебе. Каждый уголок, каждая вещь, кровать, даже воздух пропитан тобой. Неужели я настолько одержима?
Сегодня нашла твою рубашку под кроватью, когда собиралась провести уборку. Пришлось отложить. Мне никогда ничего не нужно было так, как эта рубашка. Она до сих пор хранила твой запах, а я упивалась им, пуская в нее горькие слезы, лежа на нашей кровати. Мне хорошо... Мне спокойно.. Мне страшно...
На кухне всё еще валяются осколки от кружки, из которой еще с утра я собиралась попить кофе. Но не успела убрать... Не смогла... Нет сил... Это была твоя любимая кружка... «На счастье» - подумала я.

Еще неделю спустя. Лас-Вегас.
Pov Том.

-Привет Энди. Ну как там дела?
-Привет дружище. Могло быть и лучше. Заходил к ней вчера, приветлива, как всегда, но, казалось, улыбалась через силу. Худа, бледна- даже чаем угостила и то с третьего раза. Том, заканчивай свои игры, а то совсем девку свою до каменной плиты доведешь. Живой труп...
- Энди, а... она спрашивала про меня?
- Сразу же... Том... не делай глупостей...
Гудки. Какая же я сволочь. Ну зачем, Кэсси? Зачем? Зачем себя доводишь? Я так и знал, так и думал, что это ни к чему хорошему не приведет. Всего две недели прошло, а ты наделала глупостей, милая. Да и я сам хорош. Ненавижу себя. Ненавижу. Я бы и сейчас сорвался с места и полетел бы к ней, но нельзя. Все рейсы отменены из-за шторма, который бушует вот уже второй день. Мне больно. Разрывает на куски. Я даже начал чувствовать, что чувствует она. Ей плохо. Не могу терпеть. Невыносимо.
Я пошел в тот самый клуб. Сразу к барной стойке. У бармена попросил что-нибудь покрепче. Мне просто необходимо было заглушить боль, что поселилась во мне. Я не слабак, это сильнее меня. Хотелось реветь. Реветь во всю глотку. Как же теперь ее оставлять одну, зная, что когда придет время для настоящего турне, она может довести себя до такого же состояния? Она же тогда убьет себя. Что мне делать? Алкоголь постепенно брал надо мною верх. Все, что творилось вокруг - меня уже не интересовало. Как и то, что творилось со мной некоторое время назад - тоже исчезло. Всё вокруг плывет. Мне смешно. Весело. Яркие огни ослепляют глаза. На сцене танцовщицы. Я понял, что ужасно хочу одну из них. Дальше помню отрывками. Веду ее в чилл-аут. Сидит у меня на коленях. Ёрзает, сучка. Перебираю ее волосы. Блондинка. Шепчу всякие пошлости на ушко, от чего сам завожусь. Вот мы без одежды, припечатываю ее к дивану. А я ведь даже не  помню, как ее зовут. Бьянка? Бренда? Мишель? Какая разница!
Всё повторяется как в первый день. Дааа, я позволил себе эту слабость. Почему бы и нет? Я развлекался до тех пор,  пока не услышал ее голос. Тут я как будто протрезвел. Я вспомнил Кэсси. Мою Кэсси. Ее дрожащий голос и слезы. Я озверел. Я был в ярости, злился сам на себя, я сволочь! я урод! Вдалбливаю эту шлюху подо мной в диван, больно вцепившись ей в бедра руками, от чего та начала громко стонать, говоря какие то пошлые восклицания мне на ухо из своего поганого рта. Я напрягся перед долгожданной разрядкой, зажмурив глаза, я кончил этой суке на живот с диким криком, пронзающим ее стон:
- КАССАНДРА, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
Пощечина... Темнота...

Вечер следующего дня. Лас-Вегас.
Pov Том.

- Ты чего какой-то... - в номер зашёл  Билл, держа в руке бокал  виски. Я же сидел на балконе в плетеном кресле, укрывшись пледом. Смотрел вдаль.  Упорно пытался вспомнить, как проснулся в своем номере с красным отпечатком руки  на всё лицо - но тщетно. Я весь день думай о Кэсси. Глушил себя тем же виски. На душе так и осталась боль. Ком в горле помогал не политься слезам.
- Какой? - безразлично спросил я, даже не повернув голову в сторону брата.
- Убитый.
- А тебе бы хорошо было, зная, что ты моральный урод? Хорошо было бы, зная, что... - чувствую, как горят щеки, когда их пересекли соленые слезы. Не верьте тем, кто сказал, что мужчины не плачут. Это не правда.  -...что твой любимый человек на грани? - говорю совсем шепотом. Слезы давят все чувства. Билл смотрит на меня круглыми глазами. Он ошеломлен. Он никогда не видел меня таким, но, разумеется, чувствует. Чувствует меня. Мою боль. Но Билл понял. Он просто обнял.
- Я люблю ее, Билл, безумно...
Я никогда не чувствовал себя таким подавленным. Никогда. Я никогда не думал, что любить так трудно...
- Мы завтра же, слышишь? Завтра же вылетаем обратно... несмотря ни на что...

Когда открыта дверь,
Но больше не вернуться,
И рвет на части зверь,
Я не хочу очнуться.

Я забываюсь сном,
Я напиваюсь ядом,
Не важно, что потом
Мне ничего не надо…(c)

Pov Кассандра
Вечером этого же дня.

Лежу всё на той же кровати, пропитанной слезами и одиночеством. Моим одиночеством. Твой запах  уже давно покинул мою квартиру. Я надоела ему, как и сама себе. До этого я жила им, питалась им. Сколько времени я нормально не ела? Не помню. Даже твоя рубашка теперь не пахла тобой. Твоим мужским парфюмом. На смену ему пришел сквозняк из окна. Я забыла его закрыть.
Мне холодно, Том. Без твоих объятий и таких теплых глаз. Ты умеешь улыбаться глазами, и только они согревают душу.
Я перевела взгляд на тумбочку, где стоял пузырек снотворного. Мой сон обрушился еще с того дня, как я узнала всю правду, а сейчас я подумываю о многом... когда я получила эти фотографии, надо было раньше это сделать, а я всё тянула...
Я оставила тебе записку Том, но ты вряд ли ее прочтешь. Не уверена, что ты здесь еще появишься
Пишу на запачканном йодом листе, что лежал на тумбочке. Да-да, йодом.  Пролила случайно, когда обрабатывала порезанную осколком чашки руку. До сих пор эти осколки  лежат где-то на кухне, так и не тронуты после того раза.
Тянусь к заветному пузырьку, нерешительно беру его в руки, задумчиво рассматривая белые таблеточки за прозрачными "стенками моего покоя".
А может...?  Нет.  Я могу выдержать всё... но не ложь, и гадкое предательство со стороны любимого человека. Я никогда не думала, что можно так любить. Любить и задыхаться от собственных чувств, хватая губами ядовитый воздух и понимать, что я не достойна им дышать. Прощай, мой милый, я буду по тебе скучать….

Pov Tom

Захожу в ее такую маленькую квартирку, от которой когда-то веяло теплом и ароматным чаем. Сейчас же, я чувствую только холод. Всё, как и прежде стоит на своем месте, казалось, здесь даже ничего и не изменилось с момента моего отъезда, но что-то не то. Что-то по-другому. Снимаю с плеча тяжелую  сумку и ставлю на пол. Прохожу в такую родную мне комнату и уже с порога я готов пробить себе дырку во лбу пулей. По первым признакам я определил... НЕТ! Я не хочу в это верить! Это не так! Скажи мне, что это не так! Ты просто спишь!
Я подбежал к кровати. Сердце сильно защемило. Готов поклястся, что я даже какое-то время перестал дышать. На кровати лежала моя Кэсси, такая бледная, такая красивая, несмотря на почти анорексичную худобу. Слезы полились градом, я прижимал к себе ее обмякшее тело, раньше оно дарило мне столько нежности, казалось, она отдавала саму себя по кусочкам, а я вот так вот взял и растерял их, как элементы мозаики. Я прижимал ее с такой силой, что, наверное, если бы она была фарфоровой куклой, я бы точно ее сломал.  Спустя некоторое время я начал рыдать уже в голос, пропитывая слезами ту одежду, которая была на ней. Крики страдания и боли переходящие на шепот и болезненный стон, разрывали тишину, которая вдобавок давила на виски.  Я повторял одну и ту же фразу: "Кэсси, зачем?"
Разлепив глаза, я обнаружил несколько фотографий на кровати, пустой пузырек, как потом оказалось снотворного, и моя рубашка.  Я чуть не потерял сознание. С каждой минутой всё хуже и хуже. На фотографиях были кадры моего время провождения в Лас-Вегасе, причем ТЕ, КОТОРЫЕ НУЖНЫ, те, которые бы не желательны были для глаз моей малышки
Я опоздал, мне не хотелось жизнь. Я слишком поздно понял, что очень сильно люблю мою девочку. А ведь я больше никогда не смогу ей в этом признаться, никогда больше не увижу такой светлой лучезарной улыбки и дорогих мне каре-зеленых глаз. Я больше никогда не почувствую тепло ее желанного села... НИКОГДА...
И сейчас, плача ей в плечо, целуя каждый миллиметр ее лица, я извинялся перед ней. За всё. За то, что не любил ее, но находился рядом. За то, что оставил ее, соврав. За то, что развлекался в то время, когда она преданно ждала меня.
Но что ей мои молитвы? Она их не услышит, не почувствует.
Коленкой я почувствовал, как что-то кольнуло меня. Это оказался скомканный желтый лист, который, кажется, выпал из ее закостенелых рук, кое-где запачканный каплями, какого то коричневого вещества, а рядом надпись ее красивым подчерком "Прости, я не такая сильная, Томми..."

Возьми меня с собой,
Прости, что я наивный
Не слышал ветер злой,
Не видел твои ливни.

Прости, что не сумел
Держать в руках надежду
И сердце не согрел,
И все что нами между…

Я так хочу к тебе…(c)