Я потерян во времени и пространстве. И я знаю, что, наверное, заслужил это.

***

Помню, как первый раз её встретил. Думаю, что такого ощущения больше никогда не повторится — да и не может. Это как бывает в детских сказках — один раз и навсегда. Я стоял в очереди в магазине, когда они зашли. Симона показалась мне почему-то уставшей и озабоченной какими-то насущными проблемами, временами забывалась и путала цены. Вспоминая об этом сейчас, не могу понять, как я вообще оказался среди всего этого буйства красок, листов, кистей и всего прочего художественного барахла — никогда этим не интересовался. Тем не менее, ей в этом магазине было что-то нужно и это, должно быть, было как-то связано со всеми событиями, развернувшимися позднее.
Я не сразу заметил двух близнецов, следовавших за ней. Они держали друг друга за руки и тихо о чем-то говорили на своем собственном языке, глядя на витрины. А Симона изредка бросала на них беспокойные взгляды. У неё были тогда длинные струящиеся локоны, и она казалась одной из этих молодых безбашенных девушек, по случайности забеременневших слишком рано. Первое впечатление достаточно обманчиво, как я понял впоследствии. Она ни разу не посмотрела на меня, хотя я сверлил её взглядом.
Часто бывает так, что по жизни запоминаются какие-то незначительные мелочи, не играющие никакой роли в потоке жизни. Я точно помню, на какую сумму она купила красок и прочих материалов, но не помню, что она говорила в этот момент. Я не помню своей реакции. Анализируя это теперь, я начинаю понимать, что мы вообще слишком многое упускаем на бегу.
Не могу сейчас сказать, купил ли я что-то или нет, но ушел я вслед за ней. На лестнице малыши засуетились, один взял её за левую руку, другого она взяла за правую. Но левая рука, видимо, больше нравилась им обоим, поэтому я стал невольным свидетелем маленькой детской драмы, развернувшейся на лестнице. В конце концов решение было найдено, обе маленькие ручки в её одной, и они все втроем медленно спускаются вниз. Мне в голову тогда даже не закралась мысль, замужем ли она. Я был почему-то уверен, что нет.
На улице дети, всё так же держась друг за друга, отошли немного в сторону, а я подошел к ней. Всё почему-то было как в тумане, я боялся, что она вообще не будет со мной разговаривать. Но слово за слово, и я уже провожал её до дома. Я ходил вместе с ней забирать детишек из детского сада. Я вообще был всё время с ней, но она удерживала четкую границу, за которой ничего не было видно. Мне было с ней спокойно, ей со мной — надежно. Всё было настолько идеально, что не покидал страх того, что рано или поздно это закончится. Тогда мне казалось, что я не любил её, просто был рядом. Мне тогда было так удобно. Сам себе создавал иллюзию семьи и любви. А потом обрушились обстоятельства.
Я не видел её много лет. Года летели, сменяя друг друга, и я уже не знал, встречу ли её когда-нибудь снова. Мы не обменивались телефонами, потому что в этом не было смысла. А если бы и обменялись, у меня не было времени даже на короткий разговор. Она затерялась в бесконечных рабочих графиках, в тысячах долларов, в миллионах контрактов, в миллиардах рекламных роликов. И образ её постепенно угасал. Я забывал запах её волос, свои чувства, её проблемы. А однажды произошло то, чему суждено было произойти.
Питер привел ко мне группу из трех мальчиков и одной девочки. На вид им было не больше тринадцати. Безнадежное дело, в Германии сотни таких же, но ни одни не добились известности даже по стране, чего уж говорить о зарубежье. Но Питер почему-то очень хотел их продвинуть. Я согласился. Внезапно раскрылись подробности, что девочка совсем не девочка, а вполне себе мальчик. Не похож на парня — хорошо, красит глаза — замечательно! Так всё и пошло. Двух месяцев мне хватило, чтобы с ними сблизиться, одного дня — чтобы всё разрушилось. Как только я узнал, что они близнецы, у меня промелькнула сумасшедшая мысль — а не может ли?.. Но прошлое было безнадежно утеряно, поэтому я скорее просто обнадеживал себя, что можно ещё вернуть былое вместе с годами. Потом оказалось, что их звали Билл и Том, но это ничего мне не сказало — вся моя прошлая жизнь была заполнена ей. Смутно припоминалось, что она говорила о их будущем, о славе, но в памяти были только её губы. Так должно было случиться — пришли родители мальчиков. Необходимо было подписать контракт, естественно, с их согласия. Я впал в ступор. Я видел короткие волосы, её глаза с мелкими морщинками от солнца и вечной улыбки. Я хотел провалиться под землю, потому что внезапно стало страшно, а воспоминания нахлынули с дичайшей силой. Но тогда было непонятно, узнала ли она меня. Она ни разу не посмотрела на меня, хотя я сверлил её взглядом. А позже я узнал, что она вышла замуж.
Я погрузился с головой в работу. Не было другого выхода, кроме как бежать от проблем. Она часто навещала детей, и это оставляло свой след на мне. Я терзался своей глупостью и нерешительностью, ведь можно было бы тогда всё сделать по-другому. Можно было не убегать, а признаться ей в своих чувствах. Засунуть свою молодость и амбициозность куда подальше и сделать ей предложение. Тогда я не смог на это решиться, а сейчас уже поздно что-либо менять. Я благодарен судьбе, что свела нас ещё раз. И единственное, что я мог сделать — исполнить её мечту о счастливых детях. Они хотели славы и признания, а я знал, что обрекаю их на вечные муки под вспышками фотокамер. Почему-то мне кажется, что она тоже знала об этом тогда.
Летели дни, недели, месяцы. Они на вершине чартов, у них тысячи поклонников по всей Европе, лица всех четверых сияют двадцать четыре часа в сутки, бесконечные туры, концерты, презентации, награждения. Она иногда приезжает к ним, а я стою в стороне и снова проворачиваю в голове всевозможные варианты того, как могло бы быть. Иногда я спрашиваю Билла, не хочет ли мама навестить их на выходных, а он со злостью отвечает, что уже вырос и не нуждается в постоянной опеке. Я еле сдерживаю желание наорать на него, выплеснуть всё, что сидит внутри, но меня хватает только на легкую улыбку и уверение в том, что он, конечно, уже взрослый. Они больше не держатся за руки, но всегда следуют друг за другом. Том всегда рядом, где бы ни был Билл. Фанатки сочиняют забавные сказки об их отношениях, а они взахлеб обсуждают это друг с другом и смеются. Отвратительней всего было то, что однажды я нашел подобный рассказ и о себе. Я не знаю, почему вдруг сорвался, почему это так задело. Под руку почему-то попался именно Билл. Я заперся с ним в номере и орал на него, кричал о своих проблемах, о загубленной жизни. А потом случайно сказал, что неудивительно при его имидже иметь на себе ярлык гея. Я так не думал, я знал, что это не так. Это вырвалось само по себе, где-то на грани между разумом и ударившими в голову чувствами. Он поднял на меня глаза и сказал, что теперь и сам в это верит. Сказал, что так и есть на самом деле. Что он не может больше держать всё это в себе. Билл, тот самый, который стоял у витрины, на лице которого играли отблески перламутровых красок, тот самый, что сражался когда-то на лестнице за левую руку Симоны, тот, что никогда не расстается со своим близнецом, потому что по отдельности им страшно, сказал, что не может жить без меня. Мне стало противно тогда. Я выставил его за дверь, не сказав ни слова. Я каждый раз смотрел на них и видел её. Я смотрел на улыбку Билла и видел, как она смеется, идя со мной по парку. Я смотрел на сосредоточенный взгляд Тома и видел её, склонившуюся над листом с карандашом в руке. Я видел её повсюду, она преследовала меня как наваждение. И от этого было некуда деваться.
Тот разговор замялся, забылся в потоке новых событий, выходе нового альбома. Я замечал что-то неладное, но старался не придавать этому значения и больше времени проводил за бумагами. Целыми днями болела голова, ночами она разрывалась от подступающего к горлу комка. Я не знал, куда себя деть, поэтому сполна отдавался работе, искал новых знакомств и ощущений, но мыслями всегда возвращался к ней. Я не мог найти спасение ни в алкоголе, ни в никотине, ни в литрах кофе на ночь, лишь бы не спать и не видеть её во сне.
Всё шло по плану, каждый день был расписан по минутам. Постоянные вспышки в лицо, газетные заголовки, статьи в журналах, заметки в интернете — всё было заполнено ими. От их лиц повсюду начинало тошнить, Симоны не было видно уже очень давно, теперь они сами изредка навещали её. А однажды я решил съездить вместе с ними. Что-то толкнуло меня на это, хотя я уже смирился с мыслью о безысходности ситуации.
Я смотрел только на неё и не слышал её слов. Она обнимала их, а Билл искоса поглядывал на меня, постепенно понимая причину моего молчания. Уже потом я узнал от него, что это было видно сразу. Уже потом я узнал от них обоих, что они ждали нашей встречи уже очень много лет. А пока я мог лишь довольствоваться редкими её фразами в мою сторону и вопросами о новых контрактах. Было слишком тяжело держать себя в руках, слишком сложно сдерживать себя. Я не хотел оставаться с ней наедине, но мне не оставили выбора. Она мыла посуду, а я стоял рядом, уперевшись взглядом в её руки. Я всегда смотрел на неё, потому что не имел возможности дотронуться. Она, наверное, не поняла бы, а во мне надломилось бы что-то.
- Дэвид, вы столько делаете для них, что я не знаю, как отблагодарить вас, - я слушал её голос и не мог вымолвить ни слова. - Однако, у меня к вам есть один очень важный разговор. Я надеюсь, что вы меня выслушаете и попытаетесь понять.
Слова застряли внутри, поэтому я смог только кивнуть в ответ.
- Не знаю, как вам об этом сказать. Хотя, может быть, вы и сами знаете? С моими мальчиками всегда было сложно, а теперь вдвойне. Я проклинаю себя за то, что неправильно их воспитала.
Я слушал и не понимал, о чем она говорит. А хотел ли понять?
- Простите, что?
- Странно, что вы проводите с ними столько времени и не видите того, что происходит у вас под носом, - улыбка скользнула по её губам, и я снова потерял нить разговора. - Они спят друг с другом.
- Знаю, - машинально ответил я.
- Правда знаете? И ничего не сделали?
- А что я... Подождите. Нет, не может быть. С чего вы это взяли?
- Дэвид, я же их мать. Я вижу, что происходит, - и тут я увидел у неё на голове седой волос. И мелкие морщинки у рта. И длинные тонкие пальцы, испещренные линиями. Я посмотрел на своё отражение в зеркале напротив и увидел мешки под глазами и заметно поредевшие с юности волосы.
- Почему ты вышла замуж?
- Одной воспитывать двоих сложно. Без мужа я бы не справилась. Ты исчез так же быстро, как и появился, поэтому я старалась ухватиться за любой шанс.
Мы уехали этим же вечером. Близнецы сидели у окна и тихо о чем-то разговаривали на своём собственном языке, а я не мог выкинуть её слова из головы. Она считает меня виноватым. Но жалеет ли? Возможно ли, что она тоже думает о том, как всё могло бы повернуться, не убеги я тогда. Я скользнул взглядом по Тому и Биллу. Если бы не моя трусость, с ними тоже было бы всё нормально. Они бы выросли в полноценной семье, где муж с женой не цепляются друг за друга из-за выгоды.
Прошел ещё один месяц, я напился и чуть не изнасиловал Билла. Нет, всё было не так. Он был не против, он хотел этого. Я чуть не изнасиловал себя, свои чувства, увидев её искорки в его глазах. И мне в который раз хотелось провалиться сквозь землю, когда я увидел в дверях Тома, скривившегося в непонятной мне усмешке. Я бежал тогда от них, от неё, пытался убежать от себя, но какой-то груз давил сверху. Я не чувствовал абсолютно ничего, внутри была пустота, во рту странная горечь, но всё равно было тяжело. И опять на следующий день я сделал вид, что ничего не было. Для меня это было легче всего, я постоянно убегал от проблем и своих страхов вместо того, чтобы с ними бороться. Я был слишком слаб и не мог противостоять всем этим внешним факторам. Но они оба были слишком похожи на свою мать. Можно было бы поступить иначе — предложить ей всё бросить и уйти со мной, но я не знал, хочет ли она этого и сможет ли переступить через настоящее. Я так и не решился на это. С каждым днём эта тяга становилась отчего-то всё сильнее, и я проклинал тот день, когда согласился продюссировать этих дьяволят. Это было действительно так — я не понимал, что происходит, но что-то явно происходило, а их странные одинаковые улыбки вселяли острое чувство незащищенности. Теперь я понимаю, почему: их было двое, а я был один. А тогда меня частенько посещала паранойя. Но, быть может, они на самом деле следили за каждым моим жестом и словом, и это было страшно. Я не знал, куда себя деть, потому что мне было ещё и стыдно. Стыдно за свои глупые чувства, в которых не было ни капли смысла. Я осознавал, что время идет, а я так и остаюсь между ними. Их трое, а я один. Сколько себя помню, я всегда был один. У меня было много девушек, я нравился им, но было что-то, что держало меня на расстоянии от них. Симона перевернула весь мой мир с ног на голову. Я искал у неё спокойствия как раньше, но в своих снах снова и снова проваливался в кошмары.
Она рисовала своих детей светлыми красками. Мой портрет тогда был черно-белым. Я не задумывался об этом, но почему-то сейчас начал осознавать, что это всё взаимосвязано. Она всегда думала только о них, даже когда выходила замуж. Ей было необходимо мужское плечо, кто-то, кто мог бы быть примером. А я тогда сбежал сам, поэтому сам же расплачиваюсь за свои ошибки.

Эти четверо собирают огромные залы и купаются в лучах славы. Мне временами даже кажется, что популярность действует на них иначе, совсем не так, как я себе это представлял раньше. Им нравится в этом абсолютно всё, даже то, что они постоянно находятся в центре внимания. Германия возводит их в ранг богов, а они не пытаются это отрицать, лишь пожимают плечами, мол, так и было задумано с самого начала. Они возвышаются над всем миром, но она всегда стоит выше, прикрывая их спины.
- Знаешь, Дейв, - сказал мне однажды Билл, ногой открывая дверь в мой номер, - я бы хотел себе сына. Чтобы воспитать его самому, не совершая ошибок моей матери. Не хочу, чтоб из него выросло подобие меня. Мы с Томом плохие люди.
Я выслушал всё, что он сказал после и не ответил ничего. Я понимал, о чем он, но не хотел ни оправдывать, ни осуждать. Я не имел на это права. Понимая, что он осуждает Симону, я слушал и пытался найти в себе силы опровергнуть все его доводы.
- Симона — всё для меня.
- Я знаю, - улыбнулся он и ушел обратно к Тому. Вся эта жизнь постепенно начала превращаться в фарс, а главное, я не мог ничего с этим сделать. Выбор есть всегда, но иногда слишком сложно отказаться от желаемого.
Одна из главных проблем была в том, что я не мог предугадать её реакцию. Мы не разговаривали слишком давно, а время меняет людей. Страшно было узнать, что она теперь другая, поэтому я упивался воспоминаниями и не собирался что-то менять. Внутри с каждым днём становилось всё тяжелее, но мне не казалось, что я поступаю неправильно. Совесть из-за чего-то ныла, а я продолжал делать свою работу. Я находился в их тени, но считал своим долгом быть всегда рядом. Если бы что-то пошло не так, она бы мне этого не простила.
***
Спустя много лет я перестал чувствовать что-либо. Вдалеке я видел её силуэт, но передо мной всегда мелькали ещё два. И они были на переднем плане, закрывая её собой. С Биллом я спал, чтобы хоть как-то заглушить то, что было когда-то, и ещё раз почувствовать её запах в его волосах, с Томом разговаривал часами, вслушиваясь в отголоски её интонаций.
Я женился на их фанатке, которая любыми способами хотела быть ближе к этим искусителям. Спустя девять месяцев после свадьбы, на которой не было ни одного из троих моих наваждений, у меня родились близнецы.