Пять утра. Противный звон будильника. Да, это сегодня.
Быстро одеться, умыться и что-нибудь перекусить. Можно даже не бриться, так будет лучше больше шансов, что не знают, не заметят. Все в доме еще спят, а я уже уезжаю. Это мой ритуал каждый год в одни и тот же день я просыпаюсь в пять утра и еду через пол страны в маленькую деревню неподалеку от Магдебурга, туда, где осталось мое сердце.
Еще слишком рано и автобаны пустынны. Надо будет купить цветы, но ничего я успею, ехать еще четыре часа. Под колесами автомобиля проносится асфальт, в приоткрытое окно врывается ветер, а я думаю только о ней. О моей Мэрлин. Жаль, что я так редко ее навещаю, но сегодня только наш день. Только наш…
Мэрлин… Моя Мэрлин самая красивая девушка на земле, бледная кожа, рыжие волосы и пронзительные зеленые глаза. Таких девушек на земле мало. Мы познакомились, когда нам было по шесть лет, моя семья тогда только переехала в Лойтше. Мэрлин заступилась за меня, когда местные ребята стали кидать в меня, чем попало. До сих пор помню, как она кричала на них, она так мило морщила носик, всегда так делала когда злилась. Она стала моим самым лучшим и надежным, после брата конечно, другом. Всегда меня поддерживала, всегда была рядом в нужный момент. А потом наша дружба переросла в нечто большее, вернее она росла всегда, росла вместе с нами и в определенный момент выросла и превратилась в любовь. Самую настоящую любовь чистую и неподдельную. Нам было очень хорошо вместе, мы гуляли, смеялись, смотрели кино, целовались, конечно…
А наша любовь росла, вместе с нами и однажды мы доросли до первого раза. Нам было по пятнадцать, и мы оба совсем ничего не знали о сексе. Все началось, нежено и не смело, помню, я тогда понял, что без кофточки грудь Мэрлин выглядит еще красивее, а она долго смотрела, при этом с каждой секундой краснея все больше на мой возбужденный член. Сначала все было неплохо и даже очень приятно, но это только пока мы целовались и ласкали друг друга руками, но когда дело дошло собственно до секса все пошло наперекосяк. Я сам был виноват, сделал что-то не то, слишком резко вошел, наверное, и Мэрлин слало очень, больно потекла кровь, мы ее, кстати, не сразу заметили. В общем, первый раз оказался провальным, а перед вторым мы вместе залезли в интернет, и нашли какую-то статью про как делать Это правильно. Все было довольно смешно, и потом мы часто над этим смеялись.
Мэрлин всегда меня поддерживала меня в стремлении заниматься музыкой. И не стала возражать, когда я уехал с группой в Гамбург. Я часто приезжал к ней в гости, и она всегда была мне рада, тогда наша любовь и переросла в страсть. Каждый раз, когда я приезжал, мы наслаждались друг другом, впитывали друг друга до последней капли. И никогда не заботились о безопасности, мы были слишком самонадеянны и никогда не использовали презерватив, верили в силу противозачаточных таблеток. Но они оказались несовершенны, и Мэрлин забеременела. Именно тогда я совершил свою первую в череде роковых ошибок. Я струсил. Потребовал, что бы Мэрлин сделала аборт. Она, конечно, отказалась, ей было восемнадцать, она только окончила школу, но все равно твердо решила рожать. И тогда я сказал, что между нами все кончено. Мне тогда казалось, что меня можно понять группа тогда была на пике своей популярности, мы только начали пробиваться в Штатах, и ребенок мне был совсем не нужен. Эта история обязательно просочилась бы в прессу и испортила бы мне имидж, именно так я тогда думал.
А через девять месяцев родилась Лизи. Я не стал малодушничать и признал дочь, изредка навещал их, исправно высылал деньги. В то время я все свою жизнь посвятил карьере и совсем перестал думать о Мэрлин. Только теперь понимаю, каким дураком я был, как много упустил в жизни…

Вот я и на месте. Я надел темные очки, взял большой букет алых роз и вышел из машины. Еще чуть-чуть и я буду радом с моей Мэрлин. Под ногами слегка шуршит трава, свежий ветер дует в лицо. Еще несколько метров и я вижу аккуратное надгробие, плита белого мрамора и слова на ней

«Мэрлин Бэннер
13 мая 1989 – 17 июля 2010
Любимая дочь, любящая мать
и единственная девушка».

- Я люблю тебя Мэрлин, - тихий шепот сквозь слезы, которые застилают глаза, сегодня их будет много. – Прости мой ангел! Я был идиотом… Ты же знаешь, я всегда любил и тебя и нашу малышку.
Падаю на колени, букет выпадает из рук. Почти лежу на земле, вцепившись руками в траву. Сейчас я почти безумен. Ближе к траве ниже, наклониться еще ниже, чтобы быть ближе к Мэрлин, ближе к моему ангелу. Ближе, еще ближе к моей принцессе, ближе к моей драгоценной Мэрлин.
- Почему? Почему ты мне ничего не сказала сразу? Почему-у-у?! – мою истерику слышит, наверное, вся округа, но мне плевать.
Не понимаю и никогда не пойму, почему Мэрлин так долго все скрывала. Ведь она давно знала о болезни. Рак мозга. Я узнал обо все только в самом конце, когда времени оставалось только на то чтобы попрощаться.
Я был тогда в Штатах, мы с группой готовились подписать важный контракт. Тогда я думал, что вся моя жизнь зависит от этого, что моя жизнь – это моя работа, а мое сердце в музыке которую мы создаем.
Всего один телефонный звонок перевернул мою жизнь, он сломал ее и вытряхнул весь смысл. Фрау Бэннер позвонила мне за пятнадцать минут до начала переговоров, в ее голосе звучали слезы: « Билл... Ох, Билли, прости, что не сказала раньше! Мэрлин... У Мэрлин рак мозга, последняя стадия. Она умирает... Приезжай, она хочет попрощаться…» Я бросил все и ближайшим самолетом вернулся в Германию.
Мне никогда не забыть те десять дней и четырнадцать часов, что я провел с Мэрлин. Ее последние десять дней и четырнадцать часов... Я ловил каждое её слово, каждый вздох. За эти дни я попытался исправить все ошибки, что совершил когда-то, попытался сказать все важные слова, которые еще не успел сказать или забыл когда-то. Я не отходил от Мэрлин не на шаг и почти не спал, мне жутко не хотелось тратить оставшееся у нас время на такие глупости как сон. Фрау Бэннер понимала меня и постелила в комнате Мэрлин на небольшом раскладном кресле. Да, Мэрлин была дома, не захотела умирать в больнице... Умирать...
Днем мы с Мэрлин разговаривали, вспоминали свое детство и юность, играли с Элизабет. И все время думали, как все объяснить малышке, ведь для нее это будет очень тяжело. В конце концов, на пятый день я устал смотреть, как Мэрлин мучает себя из-за этого, и попросил моего ангела написать письмо нашей дочке. «Я буду читать ей это письмо и говорить, что мама стала ангелом и теперь смотрит на нас с небес и охраняет от напастей» - сказал я ей тогда.
Каждый вечер я выводил Мэрлин на балкон, и мы вместе смотрели на закат, лето было теплое, но я все равно укутывал мою принцессу в теплую шаль. Я обнимал ее и легко целовал волосы, лоб. Почти всегда я плакал, но пытался скрыть это от Мэрлин.
Я отлично помню все десять закатов, за которыми мы с Мэрлин наблюдали, но особенно ярко я запомнил десятый, последний закат солнца который видела моя принцесса…

Солнце склонилось над горизонтом и окрасило небо в красно-оранжевый цвет, лес и поля вдалеке стали совсем черными. Мы с Мэрлин стояли на балконе обнявшись, она смотрела на закат, а я не нее. Я смотрел на мою принцессу и понимал, что это может быть последний закат солнца, который она видит. Я думал так каждый вечер последние девять дней, но сегодня это чувство страха ощущалось гораздо острее. По моим щекам снова побежали тихие слезы, которые я так старательно прятал от Мэрлин.
- Билл, не плач,- ну, вот вой ангел снова заметила мои слезы.
- Я не плачу, - быстро вытер слезы рукой, может в этот раз я ее обману.
- Ну, я же вижу, - улыбнулась Мэрлин.
- Хорошо, я не буду.
Мы еще немного постоял молча, наблюдая за тем, как солнце все ниже и ниже пускается за линию горизонта, полоса света становилась все ярче и ярче, казалось, что эта полоска высосала весть свет из остальной части неба.
- Билл, ты позаботишься о Элизабет?
- Ну, конечно, милая, - я убрал прядь волос с ее лица и посмотрел в зеленый омут глаз. – Мы уже столько раз об это говорили. Лиз и твоя мама переедут ко мне в Гамбург, мы все уже спланировали. Не переживай…
- Хорошо, только этот дом не продавай, - попросила Мэрлин.
- Не продам, - на глаза снова навернулись слезы.
- Ты обещал, что не будешь плакать, - совсем по-детски укорила моя принцесса.
- Я не буду больше, - рыдания так и вырывались из моей груди, а слезы безостановочно катились по щекам.
Мэрлин повернулась ко мне и взяла мое лицо в свои ладошки.
- Билл, пожалуйста, отпусти меня, мне будет тяжело уйти, если ты будешь меня держать, - она говорила тихо и уверенно, а её невероятные глаза смотрели прямо мне в душу. – Я люблю тебя и, конечно же, не хочу уходить, ты не представляешь себе как мне тяжело оставить Лиз. Отпусти меня… пожалуйста…
- Я… я… хорошо… я отпускаю тебя, Мэрлин…
- Спасибо, - она поцеловала меня, а я все никак не мог остановить слезы.
- Ты моя жизнь Мэрлин, мое сердце всегда было здесь с тобой и здесь же оно останется, моя душа живет только пока, жива ты! – У меня в мозгу что-то щелкнуло, и я понял, что это все, скоро совсем скоро Мэрлин уйдет, уйдет навсегда. – Прости, что был таки идиотом и не понял этого раньше! Милая, прости за то, что проводил с тобой и дочкой так мало времени. Прости меня, Мэрлин.
- Я не за что на тебя не сержусь, слышишь?
-Да…
Мэрлин положила голову мне на грудь, и мечтательно протянула:
- Знаешь, у тебя самая замечательная в мире музыка и ты отлично поешь.
- Что тебе спеть, Мэрлин? – Улыбка скользнула по моему лицу, она всегда так делала – подлизывалась, чтобы я ей спел что-нибудь.
- Не знаю, что угодно, но не сейчас, попозже.
- Хорошо.
- Билл…
-Мм-м?
- Не грусти по мне слишком долго, ладно?
- Ладно.
- И помни, что я буду смотреть за тобой с неба. Помни об этом.
- Я не забуду.
- Я буду ангелом, я всегда буду рядом с тобой, буду охранять тебя и Лиз от бед и неприятностей.
- Ты всегда была моим ангелом… Помнишь песню?
Wenn nichts mehr geht
Werd' ich ein Engel sein -
Fur dich allein
Und dir in jeder dunklen Nacht erschein'
Und dann fliegen wir
Weit weg von hier
Wir werden uns nie mehr verlier'n
- Красивая песня…