***

Город умер. Отпустил в ночное небо души всех своих обитателей и затих. Ты медленно пересчитываешь пыльные клавиши огромного рояля. А я рад, что все произошло именно так, и в сероватом налете на подушечках твоих пальцев нет частиц тел умерших. Они просто исчезли. Не ушли, не были разорваны взрывами войны, не были отравлены ни одним из изобретенных своими же собратьями ядом. Человечество смеялось бы до истерики, если бы знало, как быстро, чисто и без боли все закончится…

- Том! Ну почему ты не слушал! А что если мелодия больше не получится?! – твой возмущенный голос вырывает меня из сетей задумчивости. Да, мы совсем не можем друг без друга, даже в таком, уже никому не нужном деле, как написание музыки. Просто ты не знаешь нот, а я – не умею сочинять мелодии.

- А ты попробуй еще раз. Если и получится по-другому, то необязательно же хуже? – пытаюсь я найти хорошее в произошедшем. Не хочу, чтобы ты обижался на меня, пусть даже и по мелочам.

Вздыхаешь, прячешь улыбку в черно-русых прядях волос и снова возвращаешься к пыльным клавишам. Черные знаки постепенно заполняют нотный лист, больше я не упущу твою мелодию. Она останется в переплетении черного и белого цветов, неизвестно для кого, только для нас. Белое и черное, светлое и черное, - ты почти не красишь волосы теперь. Только отдельные пряди – в черный, остальные – свои, пепельно-русые. И с каждым годом чужого цвета все меньше. Когда-нибудь, наверное, совсем скоро, ты склонишься надо мной, чтобы поцеловать, и цвет наших волос сольется.

- Записал? – требовательно тихо, мягко спрашиваешь ты. Промелькнувшее в моих мыслях желание отразилось в тебе.

Улыбаюсь и показываю тебе пойманную на бумагу музыку.

***

- Как будто где-то едет поезд…

И действительно издалека доносится монотонный стук железа. На какой-то из пустынных улиц очередной обломок нашей цивилизации танцует с ветром. Оборвавшаяся вывеска, незапертая дверь или просто игра воображения.

- Скучаешь?

Резко оглядываешься, смотришь через плечо – как будто хочешь ударить. Но уже через мгновение твой взгляд теплеет. То ли от красок прозрачного шарфа, обхватывающего твою шею, то ли от золота садящегося солнца. Ты не умеешь на меня злиться.
Я иду к тебе. Обнимаю вдруг ссутулившиеся плечи и молчу. Ты не признаешься, что тебе не хватает толпы на улицах внизу. Никогда не произнесешь этого вслух, и, может, даже когда-нибудь перестанешь об этом думать. Потому что эта толпа, по большому счету, тебя всегда ненавидела. И потому ты обнимаешь меня, стоя у края крыши, и молча делишься своей злой радостью.
Закрыв глаза, я прижимаюсь щекой к твоей прохладной щеке. Где-то так и продолжается звук с железным оттенком. Как будто мы и правда едем в поезде. Мы ведь снимали клип про поезд. Он уезжал в море. Силюсь вспомнить название песни, но не могу. Я многого не могу вспомнить теперь.

***

Тени пляшут на стенах небольшой комнаты. Тени пламени костра, тени наших тел, тени любви. В терпкой истоме выгибаешься надо мной, вскрикивая, когда по влажной коже скользят мои руки.
Резкий порыв ветра врывается в раскрытое окно, мешается с твоим громким стоном и горячей влагой нашего удовольствия. Замираешь без движения, едва ли чувствуя внезапный поток холодного воздуха. Но, когда ты натягиваешь на нас одно из многочисленных одеял и ложишься рядом, я чувствую, что ты весь дрожишь.

- Что…
- Мне страшно.
- Я же здесь, - медленно целую твои губы, не позволяю глубже. Чтобы отвлечь от завываний ветра. Закрыть окно – никак, - дым от костра. И потому заунывные песни ветра всегда провожают нас в сон.

Мне тоже страшно. Я не скажу об этом. Но в груде одеял, тесно прижавшись телами и душами, мы всегда засыпаем улыбаясь. Рядом с умирающим огнем.

Только сегодня мне не спится дольше обычного. Может, просто так. Может, из-за этого порыва ветра, заставшего нас на пике наслаждения. Может… и в голову лезут странные мысли. Например, о том, что раньше, еще в той, полной людей жизни, ветер никогда не был таким громким. И не звучал так… печально. В памяти всплывают обрывки информации о какой-то бомбе, не то водородной, не то нейтронной. Убивающей все живое электроимпульсом. И ветер, говорилось в той статье, становится … Но я уже не помню дальше, и, должно быть, уже просто сплю.

***

Красные капли падают на сухие листья, тут же темнеют, впитываясь в иссохшее, мертвое. Последний осколок легко выскальзывает из раны, и я с облегчением заматываю ее бинтом.

- Я же говорил тебе, что трюк с раздавливанием стакана в руке проходит без жертв только в кино, - монотонно ворчу я себе под нос, пытаясь скорее успокоить себя, чем тебя, стойко принимающего боль.

Я говорю, а сам все еще вижу, как ты стоишь спиной к осеннему яркому солнцу и медленно сдавливаешь – всей ладонью, пальцами, и даже взглядом, наверное, прозрачную колбу стакана. Но я не разрешаю себе «досмотреть» в воспоминании, как алмазными брызгами расплескиваются осколки, и искажается болью твое лицо.

- Обними меня.

Обнимаю. Твое сердце быстро и четко колотится мне в грудь.

А потом мы идем, шуршим золотистым покровом осени, которая продолжается уже третий год. Ты разматываешь бинт, роняешь его куда-то, тут же забывая. Смеешься, указывая на что-то вдали совершенно невредимой рукой.

***

Жирная черная полоса зачеркивает «31 декабря», и я выбрасываю с балкона третий по счету календарь. Три года. Звезды светят ярко, спрашивают. Ты выпроводил меня на этот балкон под предлогом подготовки какого-то сюрприза. И пока ты им занят, я, пожалуй, отвечу на звездный вопрос.
Пустой город: ни тел, ни брошенных машин на улицах, никакой другой электротехники. Ни радиации, ни отравляющих веществ – никаких других атрибутов войны. И только однажды, прохладным осенним утром – мы. Вдвоем.
Переплетенные мысли и ноты, переплетенные тела и души – и никакой боли, что длилась бы дольше, чем нам того хочется. Ты еще ничего не понял, Томас?
Смотрю в небо и шепотом говорю: «Спасибо!»
Жаль только, что электричества нет. Я никак не могу привыкнуть к новому году без разноцветных мигающих лампочек…

- Все! Можешь заходить!

Оборачиваюсь, толкаю внутрь стеклянную дверь и застываю на месте. Десятки цветных огоньков раскрашивают комнату весельем новогоднего праздника.

Зачем? И так уже хорошо))

Город - да. Он совершенно пустой. А Би с Томом живы не остались. Тут важнее вопрос - а что это за город?
Это моя интерпретация ада.
Они умерли вместе со всем человечеством. От чего - не знаю. Да это и не важно. Важно то, что они сумели стать счастливыми даже в аду...

Вот за это я говорю спасибо)

Краткость, как известно, сестра таланта))))

Отредактировано Karma (2009-08-15 17:54:04)

Ну да, написать так, чтобы потом требовались объяснения, это я - всегда пожалуйста)
Рада, что нравится.

А я гет вообще не пишу))

"Чуть-чуть запоздавший подарок"

"Erfrorene Sonne... lebe wohl!"

"Ты - только для меня"

"Издалека"

Щас еще ""Вслепую" притащу)