Эта осень была последней - последней в нашей жизни.
Я медленно иду по парковой дорожке, осторожно ступая по мягко шуршащему красно-желто-оранжевому ковру. С наслаждением втягиваю свежий осенний воздух. Сегодня впервые выглянуло солнце после восьми дней пасмурной и дождливой погоды. Впервые солнце.…Вот и мы впервые вышли из нашего хрупкого, уютно созданного мира. Родного мира. В котором есть только ты и я. Только наши глаза, губы, руки, поцелуи, чувства…
Сегодня ты проснулся утром и сказал, что у тебя есть сюрприз для меня. В твоих глазах, горевших заразительным огоньком, плескались искорки задора и лукавства, а на губах играла озорная улыбка. Я не мог тебе отказать. В последнее время ты редко выглядел счастливым. Лишь в недолгие минуты наслаждения на твоем лице появлялось такое выражение – смесь восторга и безудержной радости, вскоре, правда, сменявшихся какой-то опустошенностью. Я согласился на твоё предложение, хотя предпочел бы остаться дома. Но для тебя, малыш, я готов переступить и через себя самого.
Загадочно улыбаясь и ничего не говоря, ты повел меня к обещанному сюрпризу. В голове крутился только один вопрос – куда? – но я не решался задать тебе его вслух. Слова были лишними в нашей жизни. Мы уже давно перестали их использовать. Нам достаточно было короткого вздоха, чтобы понять друг друга. Взгляда, жеста, мимолетного взмаха ресниц было мало – я чувствовал тебя уже по одному трепету твоей души. Нашей души…
На нас смотрели, кивали, качали головой, осуждающе бросали взгляд. Я не обращал на это внимания и лишь сильнее прижимал тебя к себе, когда ты болезненно съеживался в ответ на очередную колкую реплику в наш адрес. Ты всегда так реагировал. Бедный мой, родной…желанный…
Прошло уже полгода с момента появления слухов о нашей связи. Как там писали в газетах? "Преступной связи, не укладывающейся ни в какие рамки общественного порядка и человеческой морали", - кажется так. Преступной. Для них. Для нас же это была любовь. Неужели преступление – смеяться, дышать и жить лишь для тебя? Ловить жадно взглядом твою улыбку, твой смех, осторожно языком смахивать твои слезы? Прижимать к себе как можно крепче, стараясь раствориться полностью? Укрывать от всех невзгод, проблем? Прикасаться к тебе и оберегать, как самое дорогое сокровище? Если все это и есть самый тяжкий грех, то я готов понести наказание.
Сначала мы пытались бороться. Вдвоем. Вместе. Как всегда. Не обращали внимания на сыплющиеся вопросы, намеки, порой доходящие до оскорбления. Мы закрывались в своем доме от надоедливого мира, пытающегося залезть как можно глубже в нашу жизнь и вынести её на всеобщее обозрение, а вместе с тем и осуждение. Не соглашались ни на какие интервью, полностью отказываясь разговаривать с прессой. Мы ничего не подтверждали, но и не опровергали. Каждый раз при виде незнакомого человека наши лица каменели; мы замирали, ожидая очередную порцию непонимания и болезненных уколов сарказма. В такие минуты ты бледнел еще сильнее и судорожно сжимал мою руку в своей холодной ладошке, словно ища у меня помощи. А я, в свою очередь мог только отвести тебя домой и давать все, что только мог. Отдавать все, что имел, всё, что было у меня – без остатка. После чего ты удовлетворенно прижимался ко мне, сворачиваясь в клубочек, и шептал слова благодарности. Господи, за одно только такое мгновение я готов был продолжать и дальше вести эту изнурительную войну с ними! Только бы ты был рядом со мной…
Но вскоре ты не выдержал, стал сдаваться - через три месяца борьбы. Этой никчемной, убийственной борьбы, нужной только им. Твои частые, подолгу непрекращающиеся нервные срывы, боязнь выйти на улицу, истерики истощали тебя, постепенно убивая изнутри. Я продолжал бороться. Но все, что я мог, - это сидеть рядом с тобой, успокаивать, прижимая к себе твое худенькое, дрожащее тело, убаюкивать…Ты плакал, умолял не бросать, говорил, что не переживешь, если я уйду. Глупый.…Как же я могу тебя бросить? Ведь – ты моя жизнь, мой воздух, моя душа…
Постепенно, вслед за тобой начал не выдерживать и я. Больнее всего мне было видеть, как ты переживаешь это. Ты тяжело переносил обиды и насмешки. Прятался за маской холодности и равнодушия, но я-то видел, как тебе больно!
Все больше и больше ты уходил в себя. Погружался в свои мысли окончательно. Даже на поцелуи отвечал как-то отстраненно. И вот тогда я по-настоящему испугался. Не за себя, нет… за тебя. Я давно уже отстаивал нашу любовь кулаками. Ты же так не мог. И не потому, что ты был слаб физически, вовсе нет. Просто насилие противоречило твоей сущности. Ты всегда считал, что лучше поговорить, выяснить, что и как.…Но в том, что происходило сейчас, не было необходимости. Не могло идти и речи о взаимном договоре с окружающими. Они выжгли клеймо изгоев на нас, высмеяв, но не оставив в покое. Мир поставил нас перед выбором: либо мы, либо жизнь. Странные.…Неужели они не понимают, что мы выберем, в конечном счете?
Я начал боятся – боятся, что ты можешь что-нибудь с собой сделать. Боялся, что могу придти однажды и не застать тебя в живых. Боялся не успеть…
А затем последовал наш разговор. Тогда я и сказал тебе о своих страхах. Сказал, что так не может больше продолжаться. Что нам нужно расстаться, разорвать эту связь. Нашу связь. Настолько естественную для нас и слишком неприемлемую для окружающих. Преступную, но такую желанную!
Не знаю, как ты выдержал это, малыш. Как выслушал до конца, не проронив ни слова. Как, после того, когда я закончил, поднял на меня свои раскосые, кошачьи глаза и тихо спросил: "Ты действительно этого хочешь?". Кивок. Только кивнуть я и смог в тот момент.
На следующее утро ты исчез. Ты взял только самое необходимое, оставив мне все то, что было нашим общим. Нарочно ли ты это сделал или нет, не знаю, но ты добился того, что я начал сходить с ума, медленно погружаясь в пучину собственной боли и страха. Топить свое отчаяние в алкоголе и сигаретах. Просыпаться каждое утро с твоим именем на устах, вдыхать твой запах, словно впечатанном в простыни, слегка сладковатого, но одурманивающего, заставляющего кричать и корчится от боли, долго призывая тебя, и вместе с тем зная, что ты не придешь. Закрывать глаза и видеть твое лицо, твою улыбку, тянуть руку, но натыкаться лишь на твердую стену пустоты…
Время перестало существовать для меня. Небо и земля поменялись местами. Я отгородился от всего, что меня окружало. Боль и отчаяние стали спутниками жизни. Да, разве жизнь это? Слышишь? Жизнь?!
Несколько раз я пытался позвонить тебе, написать, что это все ошибка, что я люблю тебя и не могу быть один. Но твой телефон молчал.…И самое страшное было то, что я перестал чувствовать тебя. Это меня убивало больше всего. Мысль о том, что тебя возможно уже нет на свете, доводила до безумия. Хотелось крушить, сметать все и вся на своем пути, но только ради одного – вновь увидеть тебя, обнять, почувствовать…
Как раненный, загнанный охотниками в клетку зверь, я метался в своем одиночестве, призывая (кого? Бога?) заглушить удушающую безысходность.
А потом появился ты. Молча открыл дверь, зашел в дом, поднялся до нашей (нашей?) с тобой комнаты и также молча прижал меня к себе. Кажется, в этот момент я родился заново. Потому что ты был рядом. Потому что я опять мог прикасаться к тебе, вдыхать твой (только твой, никто не может так пахнуть!) запах, проводить рукой по мягким волосам, нежно дотрагиваться губами твой шелковистой кожи и растворятся, растворятся, растворятся…
- Смотри, что я принес!
Твой голос выводит меня из тревожных мыслей. Я вздрагиваю и медленно поворачиваюсь. Ты стоишь, сплошь усыпанный осенней листвой. Со счастливой улыбкой, горящими детской радостью глазами. Ты протягиваешь мне огромную охапку листьев – кленовых, дубовых, разных.…Какой же ты красивый…
- Вот мой сюрприз! Этот букет для тебя!
Я перевожу взгляд с твоего лица на руки, судорожно сжимающих букет. Букет.…Только ты можешь так сказать. Ребенок, какой же ты еще ребенок… родной…
Улыбаясь, подхожу к тебе. Протягиваю руки и нежно, стараясь не выдать своего волнения, притягиваю тебя к себе. Безмолвно, нисколько не сопротивляясь, ты поддаешься вперед, мне навстречу. Наши губы находят друг друга, и я медленно начинаю пить твой сладостный нектар. Осторожно раздвигаю их языком, пытаясь проникнуть как можно глубже. Ты приникаешь ко мне полностью, всем телом, прижимаешься, как можно сильнее, словно я – твоя последняя надежда, твоё спасение. Но ведь так и есть. Ты – мое все. Я – твое все.
Листья возмущенно шелестят между нами, явно недовольные таким обращением с собой. Неожиданно ты разрываешь поцелуй, резко отстраняясь назад…перед моим лицом – взмах твоих рук…и через секунду нас уже окутывает красно-оранжевое облако. Я удивленно смотрю на тебя, а в уголках глаз предательски собираются слезы. Но стыжусь ли я? Нет. Только не пред тобой. Ведь ты знаешь меня всего. Знаешь мои слабые и сильные стороны. Мы не просто отражение друг друга, не просто половинки одного целого, близнецы, нет! Мы – это целый мир, сотканный из жемчужных нитей нашей же паутины чувств и эмоций, тонкая материя абстракций, чего-то невесомого, но абсолютно вечного и нерушимого.
Слеза…одна, вторая, третья медленно бегут по моим щекам. Ты покрываешь моё лицо поцелуями, стараясь не пропустить ни одной из них. Твой язычок приятно холодит мою кожу, вслед затем обдавая её своим жарким дыханием. Ты кладешь голову мне на плечо и замираешь. Я тоже замираю, стою, не дыша, боясь разрушить это состояние полной гармонии и единения с тобой. Наклоняю голову, я зарываюсь лицом в твои волосы, с наслаждением вдыхая их аромат. В ответ ты запускаешь свои тонкие, почти фарфоровые пальчики мне под куртку, даря ощущение непревзойдённой теплоты.
- Малыш, ты замерз?
Ты качаешь головой. Как всегда противоречишь. Я улыбаюсь и уже тянусь за следующим поцелуем, как ты спрашиваешь:
- Ведь это все в последний раз?
Твой голос звучит глухо. Я вскидываю голову, пытаясь понять твой вопрос. Но ты уже не ждешь ответа, лишь крепче прижимаясь к моему телу. Неужели ты все понял? Неужели то, что я так тщательно скрывал, не говорил тебе, все-таки стало известно?
Родной, прости.… Прости, что я все решил за нас двоих. Прости, за то, что не спросил тебя. Но я больше так не могу! Не могу видеть твою боль и твое отчаяние. Не могу каждый день просыпаться, судорожно шаря пальцами по второй половине кровати, и замирать в каком-то оцепенении, если не нахожу тебя. Все восемь дней я провел в этом состоянии беспомощности. Ты ведь мне так и не сказал, где ты был все это время, что делал, о чем думал…
И сейчас я тебе скажу. Скажу о своем решении. Теперь уже окончательном.
Сейчас. Еще секунду.…Но она уже безвозвратно упущена, потому что ты целуешь меня. И я забываю обо всем. Ты нежно покусываешь мои губы, проводишь языком по небу, проникая все глубже, пробегая уже теплыми пальчиками по моей спине.
- Спасибо…спасибо…
Шепчешь. Спасибо? За что? Жадно вглядываюсь в твои шоколадные глаза, и вижу…Ты все понял. Конечно, ты все давно уже понял. Значит, не нужно ничего говорить.
- Я люблю тебя. Люблю больше жизни…
Плачу. Ты плачешь в ответ. Я наклоняюсь к тебе, собираю губами твои слезы, прижимаю такое родное, до боли знакомое тело и что-то шепчу, шепчу, шепчу…
А вокруг, ветер играл опавшими листьями, один за одним срывая их с наших разгорячённых тел, унося вслед за собой, всё дальше от земли, поднимая с каждым разом выше и выше, в небо. Кажется, что он пытался соревноваться со временем, миром, жизнью… Победит ли он? Не знаю. Но знаю только одно – эта осень была последней. Последней в нашей жизни…