Ну вот и я!
Трудно пишется продолжение, трудно... Но ничего, постараюсь справиться))

Значит ли для них что-то Дио?
А вот черт их  знает!
Если и значит, то они еще сами этого не поняли.

Уже вернулась)

Спасибо)))

Мур-р-р)))) Я уже мурлычу от удовольствия!

В транс вводит? Это что-то новенькое)) Так и до нирваны не далеко...)))

Отредактировано Karma (2008-07-19 22:56:00)

35.

“Is it so hard to believe that our hearts are made to be broken by love?
That in constant dying lies the beauty of it all?
My darling, won't you feel
The sweet heaven in our endless cry?”

“One Last Time”, H.I.M.

Зеркало в прихожей встретило их строчками, написанными явно черным карандашом для глаз:

“Мы оккупировали “Die Samtperle”. Присоединяйтесь. И … с Новым Годом!“

Том прочитал записку, перевел ее Дио и озадаченно уставился на свой мобильник.  “31.12.08”! 31 декабря! Он не поверил. Достал из другого кармана телефон брата и прочел на экране то же самое. Посмотрев в зеркало, он криво усмехнулся сам себе. Это же надо так загрузиться, чтобы даже про Новый Год забыть…

- Дио, ты вообще помнишь, какое сегодня число?
- Нет… А что? Том, в этом журнале…
- Да 31-ое сегодня!

Дио непонимающе уставился на него, оторвавшись от увлеченного разглядывания журнала, приобретенного по дороге.

- Шутишь?

С таким же удивлением прочитав дату в мобильнике, Дио улыбнулся.

- Знаешь, из всего, что здесь написано я понимаю только The Official UK Singles Chart, - он показал на яркую страницу, - но, по-моему, у меня для тебя даже есть новогодний подарок…
- В смысле?
- Цифра один напротив названия вашей песни “Geh” явно означает…
- Первое место в британском чарте!
- Поздравляю! – Дио с улыбкой встретил объятия Тома, в который раз удивляясь его чисто детской непосредственности.
- Надо парням быстрее сообщить! Нет, ты понимаешь, Дио, песня-то на немецком! Бедный Билли замучился с этими английскими текстами, а тут такое! – он набрал номер Густава, но получил лишь сообщение, что сеть перегружена. – Черт! Сегодня куда-то дозвонишься… Пойдем, пойдем, сообщать им новость, - сказал он, увлекая Дио за собой. – Я так понимаю, Би там репетировать собрался. Значит, посторонних не будет. Не, ну скучновато, конечно, тебе там будет, но…

Нажав на кнопку первого этажа в лифте, Том замолчал.

- Ты так улыбаешься…
- Конечно, разве что-то имеет значение, если там будешь ты?

***

Воздух “Die Samtperle” (1), обычно отливавший бархатистым перламутром табачного дыма, сегодня был до неприличия прозрачен. Три сигареты явно не справлялись с оправданием названия бара. Но вошедших Тома и Дио поразило не это, а куда более увлекательное и редкое зрелище. Георг пел.
Сидя на краю небольшой сцены, он играл на акустической гитаре и пел в ядовито-зеленый микрофон на согнутой пополам стойке. Приятный хриплый голос пел слова песни, которую Том никак не мог узнать. Только когда неожиданно подхвативший припев Билл появился на сцене, до него дошло что это “Oomph!”. Надломленный то ли простудой, то ли душевной болью голос придавал довольно известным строкам щемящий оттенок:

Zu viel Liebe kann dich töten,
Niemand hier, der dir vergibt.
Zu viel Sehnsucht kann dich töten,
Nur der Tod hat dich geliebt.

Том залюбовался. Ему только изредка удавалось увидеть брата на сцене. Именно как зрителю. Но если на концертах был бешеный драйв и энергия публики, заостряющая все движения, делавшая их более откровенными и вызывающими, то теперь он видел только искренность, грацию на грани боли. И все это, смешанное с тайной грустных глаз, просто завораживало. Билл посмотрел на брата. Немой вопрос, тут же озвученный словами песни:

Rettest du mich heute Nacht?
Kommst du zurück zu mir?
Heute Nacht?

О чем спрашивает его брат, Том знал, и еще знал, что у него нет нужного ответа. Том отрицательно покачал головой, не подозревая, что его глаза отражают практически идентичную боль и бессилие…
А следующий припев прозвучал только до половины. Вдохнув, чтобы петь дальше, Билл вдруг закашлялся. Уже бежавший к нему Том видел, как он сгибается пополам, как падает микрофон.
Опустившись на колени, Билл достал из кармана маленький пузырек, открыл и с трудом, но глубоко вдохнул. Не отвечая на обеспокоенный взгляд брата, он только чуть слышно спросил:

- Почему?
- Она не живет там больше, - Том подозрительно покосился на бутылочку, - наверное, переехала…
- К нему, - договорил за него Билл. Его рука сжалась вокруг бутылочки, и он вдруг отшвырнул ее прочь. Разбившееся стекло освободило резкий запах.
- Нашатырный спирт? – удивился Том.
- Да. Густав где-то вычитал, что от кашля помогает, - он подтянул колени к груди и обхватил их руками.
- Только вот не лечит, просто нервные центры отвлекает, - пояснил подошедший к ним Густав. – Тебе вообще, Билли, нервы надо бы полечить.

Не поднимая головы, Билл спросил его:

- Считаешь, что мне уже смирительную рубашку примерить пора?
- Ну я же совсем не об этом! Есть клиники, где лечат просто расшатанную нервную систему.
- Ага, а запись нового альбома в начале января? Это тоже в дурке? – поинтересовался о насущном Георг.

- Нет, - сказал Билл, - туда нам еще рановато, - он подобрал недалеко лежавший микрофон, - я так просто не сдамся. – Он посмотрел на брата. – И ты ведь мне поможешь?
- Конечно, - Том поддал ему руку, помогая подняться, и обнял.
- Мы тебе поможем, - поправил его Густав, обхватывая руками обоих близнецов.
- Даже не сомневайся, - присоединился к дружественным объятиям Георг.

Осторожно, почти не касаясь длинными ногтями клавиш, изящные пальцы освободили вечную мелодию “We are the champions”.

- Auf diese Junge, die das Großbritannien erobert haben! (2) – произнес Дио, поднимая бокал шампанского.

Бармен, остановившийся с подносом возле четырех парней, показал ему большой палец. Пятиминутное заучивание фразы даром не прошло.
Звон бокалов, так вовремя подоспевшая новость о первом месте в чарте и восторг напомнили о празднике, вино подарило беззаботность. Разговоры и тосты плавно перетекли в обсуждение новой песни и работу над ней. На несколько часов все словно забыли об окружающем мире, проблемах, а главное – о предстоящем выступлении. Песню обработали в считанные часы. И все пятеро про себя удивлялись, как легко им играть вместе. Билл даже предложил Дио оставить свой подиум в покое и играть на клавишных. На что дизайнер только улыбнулся, подумав, что это не поместится даже в ту вседозволенность, в которой ему позволял жить его покровитель.
Так и встретив новый, 2008, год на сцене, они возвращались из клуба пешком. Густав и Георг шли впереди, пытаясь объяснить Дио на ломаном английском премудрости немецкого языка. Судя по дружному смеху, дело шло туго, но весело. А близнецы шли позади них, обнявшись, словно пытаясь противостоять холоду зимнего утра. Глядя на несмело светлеющее небо, Билл вдруг спросил о том, что волновало его с той самой минуты, как они исполнили новую песню работникам клуба, за неимением других зрителей.

- Тебе ведь тоже не хватает его вечного “идеально”, которым он подводил итог работы над любой песней?

Том вздрогнул и остановился, как будто брат прочел его мысли.

- Понятно, можешь не отвечать.
- Это так очевидно?
- Только для меня, я думаю… Что мы будем делать, если Дио ничего не найдет?
- Придется выступать.

Тяжело вздохнув, Билл зарылся в шарф, будто пытаясь в нем спрятаться. В горле снова что-то противно мешало, и он задержал дыхание, пытаясь сдержать кашель.

- Слушай, а ты не хочешь к врачу со своим горлом?
- Не-а, само пройдет, - легкомысленно заявил Билл, без жалости задавливая малодушную мысль о том, что в этот раз все ряд ли будет так просто.
- А подумать? Или может, Дэвиду сказать? Он тогда отменит это чертово выступление…
- Не вздумай! Если ты ему скажешь…
- Все, все, понял. Но…
- Нет.
- Упрямство, оно не всегда на пользу, Би.
- Все равно. Я не стану как в школе притворяться больным, чтобы пропустить контрольную!
- Но ты же не притворяешься.
- Но он может так подумать.
- Билли… - Тому вдруг захотелось сказать, что про него Дэвид так не подумает, но он тут же себя одернул. – Тебе все еще важно, что он подумает?

Билл посмотрел на него. Бледные отблески нового дня блестели в глазах слезами и решимостью.

- К сожалению, да.

“Да” было подхвачено прохладными губами Тома. Согреваясь страстью, они растворялись в иллюзии неодиночества, и отчаянно сжимали друг друга в объятиях, не замечая усилившегося снега, скрывавшего их от всего мира.

(1) – “Бархатная Жемчужина”
(2) – За парней, которые завоевали Великобританию!

Продолжаю...

37.

“Just let us die
In our arms again.
You can't believe
What you mean to me.
For sure
Everything's gone for now.
You shouldn't care
As long you are here,
As long you are here.
Please, leave me later”

"Sad Theme For A Marriage”, Lacrimas Profundere

Опущенные ресницы. Абсолютно-черный водопад свободно ниспадающих волос. Глубокий вдох, и резко-неприятный запах заполняет все внутри, не оставляя ни единого шанса на новый приступ кашля.

Том рывком распахнул дверь и обеспокоенно заглянул в спальню.

- Опять? 
- Да, - глубокий вдох, - но уже прошло.
- Точно? – глаза Тома лихорадочно осматривали близнеца, словно пытаясь убедиться, что с ним действительно все нормально. Он заметил, что Билл сжимает в руке мобильник так сильно, что костяшки пальцев побелели. – Ты с кем-то говорил? Снова Дэвид звонил, да?
- Нет, - почти прошептал Билл. – Не угадал. Это была Хелена.
- И…
- Сначала она несла какую-то чушь про то, что Дэвид любит нас чуть ли не как родных детей. – Он истерично хихикнул. – Вот больная! А потом сказала, что хочет сделать ему сюрприз.
- Что она от тебя-то хотела? – перебил его Том. Ему совсем не нравилась улыбка истерично-веселая улыбка брата.
- Ей нужно, чтобы мы привезли ей букет и…присутствовали на церемонии венчания в качестве друзей жениха, - Билл опустил голову, уже не сдерживая совершенно сумасшедшего хохота. Том преодолел расстояние от двери до кровати в считанные секунды и, схватив брата за лацкан пиджака, развернул к себе. Однако прекратить истерику пощечиной ему не удалось. Билл перехватил его руку и прорычал:
- Только не по лицу сегодня!

Огонь, блеснувший в его глазах, заставил Тома отшатнуться. На него смотрели глаза  сумасшедшего, ловящего какой-то извращенный кайф от происходящего. Том вдруг понял, что впервые в жизни  ему страшно смотреть в глаза своего близнеца.

- Закажи тринадцать самых темных роз, - Билл бросил брату мобильный, и Том машинально поймал его.
- Билл, но зачем ты согласился? Она ведь специально позвонила сейчас, перед самой церемонией, чтобы ты не сумел отказаться! Зачем, Билл? Ты же мне говорил, что это венчание – последнее событие, при котором ты хотел бы присутствовать. И я вполне тебя понимаю…
- Надо же мне это стерве хоть чем-то сегодняшний день испортить! – неожиданно озорной взгляд лишил Тома желания продолжать возмущенно задавать вопросы.

Ему стало интересно, чего бы он не сделал ради Билла? Есть ли на свете такое? Набирая номер службы доставки цветов, он с удовлетворенной обреченностью понял, что на этот вопрос есть только один искренний ответ: нет. Ради него он готов на все.

***

Когда машина остановилась перед церковью, Том положил руку на плечо брата, прося посмотреть на него. Чуть приподнятые брови, слегка удивленно распахнутые глаза в идеальном обрамлении макияжа, кромешно-черный шелк волос ниже плеч, шарф, изящно стягивающий ворот черного пальто… можно хоть сейчас ко двору какого-нибудь Людовика.

- Помни, что я рядом.
- Всегда.

Ослепительные всполохи фотовспышек. Букет карминно-черных роз в руках. Яркая, но явно что-то скрывающая улыбка.
Оказалось, что братья приехали к церкви практически одновременно с невестой, и поэтому нагнали ее у самого входа. Белая пена свадебного платья, охватывающая точеную фигурку, небрежно наброшенная на плечи белоснежная шубка и довольная улыбка сытой хищницы.

- Спасибо, малыш.

Злость лишь на мгновение исказила лицо Билла, а в следующую секунду он уже передавал букет невесте. Не без злорадства в глазах.
Изящные пальчики прошлись по гладкому конусу серебристой фольги и соскользнули к стеблям цветов, неминуемо встретившись с острыми шипами. Даже листья, обрезанные флористом, удивленным таким странным пожеланием клиента срезать их, но оставить шипы, не смягчили это прикосновение.
Довольная улыбка Хелены мгновенно превратилась в оскал. Камеры жадно запечатлевали ее лицо, ее ярость, вызванную пусть и незначительной, но такой обидной болью. Гордо вскинув подбородок, она развернулась и вошла в церковь, так и не разжав ладоней, сжимавших колючие стебли.

Все, происходившее в последующий час или около того, показалось Биллу бредом, раскрашенным в безжалостные цвета сбывшегося отчаяния. Из памяти стерлось все, кроме сжавших сердце нежности и безысходности, когда он встретился взглядом с Дэвидом. В то мгновение, казалось, вся вселенная замерла, даря двум влюбленным последнюю возможность сказать о своих чувствах, пусть хотя бы только глазами…

***

Морозные узоры на стекле мини-вэна гипнотизировали своими линиями. И эти линии так и норовили слиться в одну безжалостную фразу: ничего уже не изменить. От Дио не пришло ни одного письма. Значит, он ничего не нашел. Больше никаких надежд. Поздно. Венчание уже состоялось. Теперь – еще одно испытание. Торжественный прием. По сути раздутая до невозможной пышности after-party. Как по количеству приглашенных знаменитостей, так и по количеству прессы. Страшно. Жестоко. И за пределами боли.
Билл сидел посередине заднего сиденья, сжимая руки брата, усевшегося прямо на пол у его ног. Тяжелое молчание, казалось, сковывало даже воздух, делая его малопригодным для дыхания. Как будто не на свадьбу ехали, а на похороны. Похороны любви. Только почему же она кажется еще живее и сильнее, чем когда-либо?
Том почувствовал, как пальцы близнеца смыкаются в замок с его собственными, и как впиваются в кожу короткие ногти. Он сжал ладони Билла, заставляя его посмотреть в глаза. Разделенная боль, поделенный надвое страх. И от этого, пусть не легче, но зато не так вопиюще одиноко, как могло бы быть. Всю дорогу близнецы не разрывали этого спасительного зрительного контакта. Густаву и Георгу казалось, что они практически слышат слова утешения, которые братья шепчут друг другу в своем запредельно-далеком и странном мире.

***

Билл стоял у невысокой лестницы, ведущей на сцену, и смотрел на свои руки. Петер Хоффман, глава продюсерского коллектива группы, уже заканчивал поздравительную речь. А руки дрожали. Всего несколько часов практики под руководством Дио и тут же выступление… Да, мелодия несложная, да, он видит клавиши далеко не первый раз в жизни, и играть ему только вступление. Но ему казалось, что даже будь он профессиональным пианистом, то все равно бы сейчас сомневался в себе. Но он должен. Нельзя испортить эту песню. Что угодно, только не это. Эта песня должна звучать  для всех так же идеально гармонично, как звучит любовь в его сердце. Он снова посмотрел на руки. Дрожь почти прошла. Ладони Тома на плечах, его тепло, его такой родной запах… Все. Неподвижно и уверенно.

- И, пожалуй, главный подарок сегодняшнего вечера. Tokio Hotel с новой песней. Сегодня, впервые и только для вас!

Сцена и весь банкетный зал медленно погрузились во тьму. Одинокий луч прожектора выхватил из черноты синтезатор, стоявший у края сцены. Потом осветил тонкий силуэт, сверкнув на острых и длинных иглах ошейника.  Черный костюм, почти слившийся с окружающей темнотой, намеренно откровенно подчеркивал обнаженность груди.
На мгновение застыв над клавишами, длинные пальцы сверкнули черным глянцем на коротких ногтях и уверенно извлекли медленные ноты. Краткие секунды соло, и струны обеих гитар подхватили, обозначили четкий ритм ударные.
Микрофон привычно лег в ладонь, и вот уже звучат те самые слова, которые следовало сказать намного раньше:

Es ist zu kalt allein zu sein
In diesem Königreich von Lügen.
In deinem Blick sehe ich Pein,
Warum hast du gelogen? (1)

И почти криком звучит просьба, которая имеет так мало смысла:

Entlass mich
Und verbiet,
Dein Licht
Zu sehen.(2)

Ведь даже если они друг друга бы никогда больше не увидели, им не стало бы намного легче. Не погас бы свет любви. Не стало бы меньше боли.

Освещение становится намного ярче, больше не позволяя сомневаться в том, что участники группы одеты в черное. Даже шапка и кепка у Тома черные. Даже его гитара и гитара Георга. Траур волос, из которых с этого дня исчезли светлые пряди, на мгновение скрывает лицо Билла. Ему слишком тяжело смотреть на зрителей. Невыносимо видеть Дэвида и Хелену, стоящих рядом с Хоффманом. Но он заставляет себя смотреть прямо в глаза Дэвида, когда поет припев:

Geliebte? Du bist mehr…
Dieses Gefühl hat keinen Namen.
Ohne dich bin ich leer,
Kann nicht mehr mich ertragen. (3)

Даже не оглядываясь, Билл чувствует, что Том подходит к нему ближе. Намеренно сокращает между ними расстояния, помня о следующих словах:

Ich habe andere Liebe
Um weiter klar zu strahlen.
Doch brauch ich wieder
Alle Wahrheit zu erfahren. (4)

Ошеломленная откровенностью толпа продолжает завороженно внимать песне, воплотившей в себе такую разную, но одинаково невыносимую боль трех человек:

Entlass mich,
Und verbiet
Dein Licht
Zu sehen. (2)

Geliebte?
Nein, du bist mehr…
Du bist mehr…  (5)

(1) – Слишком холодно быть одному
        В этом королевстве лжи.
        В твоих глазах я вижу боль,
        Зачем ты мне солгал?

(2) – Отпусти меня
       И запрети
       Видеть
       Твой свет.

(3) – Возлюбленный? Ты гораздо большее…
         Этому чувству нет названия.
         Без тебя я – пуст.
         Не могу выносить сам себя.

(4) – У меня есть другая любовь,
         Чтобы продолжать ярко сиять.
         Но снова и снова мне нужно
         Знать всю правду.

(5) – Возлюбленный? Нет, ты гораздо большее…
         Ты – гораздо большее…

Отредактировано Karma (2008-08-04 15:49:09)