Вот и не исчезай!

Не надо умирать! Я уже решила писать дальше. Первый шок от "Причини мне боль" вроде прошел. Осталось восхищение. А вот про "Glaubig", "Ангела-хранителя" - несколько иной разговор... И не сказать, что до сих порнравится. А как-то странно и муторно после этих фиков стало.

Вот привыкай к новому статусу!

Очень рада. Это пока единственное место во всем фике, которое мне действительно нравится.

Странно, что получается. Буквально год назад, начитавшись Лорел Гамильтон, я обещала себе не то что не писать подобного рода сцены, но их даже не читать. А теперь вот... В общем, со словом "никогда" шутить не стоит,

А вот и интересное:

11.

“Be my heart and my flame,           “Стань моим сердцем и огнем,
Become my water                           Будь нужнее, чем вода,
Marry pain within.”                         Заключи боль внутри.”

“Come tonight”/”Приди сегодня”, Charon

“Du - nur du                        “Ты, и только ты,
Und ewig du - nur du           И всегда – только ты.
Und immer lauter…“          И еще громче…”

”Liebesspiel”/”Любовная игра”, Lacrimosa

Серебристая цепочка натянулась между запястьем Тома и запястьем его близнеца. Непрочная связь стали, подтверждающая другую, гораздо более крепкую и безнадежно вечную.

- Ты же обещал!
- А что я такого делаю? Так…детские шалости, - он подкинул на руке маленький ключик и бросил в сторону окна. – Что собственно тебя так напрягает? Ну, представь, что мы не просто близнецы, а близнецы сиамские… - Билл лег щекой на гладко застеленную постель, не спуская глаз с брата и чуть улыбаясь. Он подтянул руки к груди, и Том почувствовал его тепло и прикосновение еще чуть влажных после душа волос. Том бессильно уронил голову на подушку.
- Ты надо мной издеваешься, да?
- Возможно… - Билл коснулся пальцев брата, медленно переплел их со своими и потерся щекой о тыльную сторону его ладони. – Хотя, нет. Ты сам себя мучаешь.

Том отдернул руку. Резко, так что браслет наручника впился ему в кожу. Билл тихо вскрикнул от боли.

- Прости… Я не хотел…
- Вот так все и происходит: ты причиняешь боль себе, но она всегда отражается во мне. У этого зеркала очень острые края, - расстояние всего в несколько ударов сердца – и касание губ. Мягко – по щеке. – Я так тебя люблю. И ты… Как давно, Том? – невесомый поцелуй в уголок рта. – Сколько ты врешь себе? – горячим дыханием по губам. – Сколько отказываешься от счастья и крадешь его у меня?

Перекатившись на спину, Том хотел отстраниться, но вместо этого ощутил на себе вес тела близнеца.

- Давно, Билли, давно… – Том зажмурился, но этого показалось мало, и он закрыл глаза согнутой в локте рукой. – И мы не должны.
- Это не тебе решать, - наброшенный на плечи бардовый халат соскользнул с шелковым шуршанием. Даже через одежду Том почувствовал горячее прикосновение кожи. – Почему ты решаешь за двоих? – Том вздрогнул от неожиданного прикосновения губ к локтю. – Кто ты, чтобы решать, что правильно? – ласка сменилась стремительным укусом.

Вскрик. Но боль на самом деле притаилась глубоко. Билл провел ладонью по груди брата, словно чувствовал, что происходит внутри. Рука сжалась в кулак, сминая футболку, натягивая ее. Острый нож легко вспорол ткань, ледяной сталью прогладил живот, не освободив ни одной капли крови. Смакуя остроту лезвия, Билл разрезал и рукава футболки, предоставив одежде полную свободу от своего хозяина. Пристальный взгляд заставил его остановиться.

- Билли, я тебя сильнее, - голос Тома звучал хрипло, опасно.
- Нет, - протянул Билл, дразня. - Сегодня все сила – моя, - кончиками пальцев он повторил рельеф груди Тома. - Ты – мой, - ногти оставили красные полосы на животе.

Неожиданный рывок вперед – и Том прижал руки брата к кровати.

- Ну а я что говорил? – искорка насмешки в карих глазах словно провела невидимым перышком по самолюбию Тома. Непроизвольно сжались кулаки на хрупких запястьях. – Больно…

В мозгу эхом отдалось другое “больно”, незнакомым голосом, чужим акцентом.

- Томас…- взволнованный шепот.

Приземлившись на пол, звякнула пряжка ремня. Глубокая царапина – вниз, вокруг запястья. Сдавленный крик заглушила белизна простыни. Приторная сладость подчинения и восторженность слабости. Том чуть приподнял Билла за плечи, заставляя сесть, и прижал к себе. Свободная ладонь скользнула по плечу, груди, ниже… Запрокинув голову назад, Билл дотянулся до губ близнеца. Лампочка бра мигнула и, расплескав осколки по плафону, погасла. Не заметили. Поцелуй. Жадно, почти жестоко.
Когда руки приняли тяжесть двух тел, в памяти Билла ярким фейерверком сверкнуло утро. Перенапряженные мышцы… Не страшно. Верно. Пусть даже стекло…

- Дэвид…

Мгновенная боль разорвала иллюзию. Резкие движения лишили дыхания, выхватывая крики откуда-то из глубины тела. Но - ни одной попытки вырваться. Пустота и новый рывок. Ни одного мгновения жалости. Бешеный ритм – безумная гонка по спирали боли, воплощающей наслаждение. И синхронно-двойной вопль на финише.
По окровавленному запястью – еще один круг от наручника. В слабых бликах ночи, подсвеченной далекими неоновыми огнями, кровь казалась черной. Глаза встретились со своей копией, но тут же потеряли контакт. Удар развернул голову Билла в сторону. Том прижал ладонь к горящему следу пощечины:

- А вот имя нашего Про тебе лучше из головы выбросить.
- Прости, я…
- Это мне не интересно, - Том прервал объяснения поцелуем.

Билл обхватил брата рукой за шею, прижался к нему всем телом, пытаясь хотя бы так досказать свои оправдания. Из-под плотно сомкнутых век вырвались слезы. Том проследил губами каждую мокрую дорожку, от уголков глаз, по вискам. Соль невинных измен.

- Сегодня, когда ты запел, я понял, что не смогу тебя отпустить, - прошептал Билл. – Никогда не смогу.
- И ты решил добиться меня силой, - Билл почувствовал, как губы брата изогнулись в улыбке рядом с его щекой.
- Получилось вроде как наоборот…
- Тебе было очень больно? – Том сильнее сжал руки, едва слышный стон разбудил страх и что-то еще, темное, неподвластное сознанию.
- От тебя я приму все.

Раны на запястье саднили от влажных прикосновений языка Тома. Он будто желал завладеть каждой капелькой крови своего возлюбленного, сдирая покров даже с уже начавших подсыхать царапин. Багровый туман ласки, смешанной с болью, опьянял и разжигал желание с новой силой. У поцелуя привкус крови. Выпей хоть всю…
Следы наказания, излившегося удовольствием, скользко увлекли на второй круг. Тягучее ощущение наполненности. Теперь медленно. Познавая каждую частичку давно желанного тела. Встречая каждое движение жаждой следующего, младший брат неотрывно смотрел в глаза старшего. Сиреневые отблески, игра теней…

- Не закрывай глаза.

Отпущенное на волю пламя. Все глубже – в надрывные стоны. Полностью отданная душа. Вонзившиеся в спину ногти. Добровольное рабство. Украденный крик. Наркотик обладания. Добровольное рабство. Воздух – раскаленными клочками. Из прокушенной губы – жаркая влага. Волной – спазмы оргазма. Можно и умереть…

Израненная рука вытягивает в струну цепочку между блестящими браслетами. Шепот – прямо в приоткрытые губы, холодящие железным колечком:

- Даже не надейся, что я отдам тебе запасной ключ!

12.

“Open your arms                                                 
And let me show you what love can be like         
It's all tears                                                           
And it will be 'til the end of your time                 
Come closer my love                                           
Will you let me tear your heart apart?               
Now all hope is gone, so drown in this love.”   

“Раскрой объятия,
И позволь показать, какой бывает любовь.
Это – слезы,
И так будет всю твою жизнь.
Подойди ближе, любовь моя.
Можно я разорву твои сердце в клочки?
Надежды нет, так утони в этой любви.“ 

“It’s all tears”/”Это слезы”, H.I.M.

Пустой ресторан отеля напоминал плохую декорацию. Тусклые цвета, сонные звуки, даже запах кофе был какой-то ненастоящий. Только вот Дэвид сильно сомневался, что все казалось бы ему таким же, если бы напротив него не сидела Хелена, увлеченно щебечущая о новых условиях. Надоело. Каждый раз является к нему, угрожая рассказать охотникам за сенсациями о его “проказах”, как она выражается. От чего бы не получать спокойно деньги и продолжать молчать и радоваться жизни. Последние слова Хелены оторвали его от монотонного потока мыслей. Не может быть, чтобы она сказала это!

- Ты совсем с ума сошла?! – не сдержался Дэвид.
- Дэйв, детка, мне просто надоело скучно получать твои деньги за мое молчание. Мое душевное здоровье здесь ни при чем.
- Но я…
- Да, именно ты теперь будешь в роли моего, ну, скажем, вознаграждения. Тебе придется постараться, ведь ты совершенно не в моем вкусе.

Изящные пальчики с классическим французским маникюром теребили светлые локоны: в кольцо - вокруг указательного пальца, следующая прядь – вокруг мизинца, и – в свободный полет до малиновой скатерти. Симпатичное личико, розовая  помада на пухлых губках и огромные серые глаза. Внешность, изумительно подходящая для ангела.

- Хелена… зачем? За что, в конце концов? – Дэвид не мог поверить, что вот эта миниатюрная блондинка только что огласила своим хорошеньким ротиком такой изощренно страшный приговор для него.

Хелена закатила глазки с неправдоподобно длинными ресницами.

- Дейв, только без мелодрам! За что - ты знаешь. А зачем? Мне нравится, как ты страдаешь. Это так… утонченно, - она облизнула верхнюю губку. – Помнишь, как ты трогательно переживал, когда узнал о чувствах Билли к братику? Кстати, это просто пиар, или у мальчиков действительно что-то получилось? Я в принципе была уверена, что Билли своего не упустит…
- Замолчи! – рявкнул он. – Не смей вообще о них говорить!
- Да ладно тебе, - сверкнув идеально ровными зубами, что должно было изображать очаровательную улыбку, она добавила. – Если все же это правда, устрой им нормальную фотосессию, весь этот жуткий фотошоп…
- Хелена, хватит, - Дэвид умоляюще посмотрел на нее, прекрасно понимая, что именно такого взгляда она и добивалась.
- Так и быть, милостиво исчезаю. Ты ничего не хочешь сказать мне на прощание? Я ведь прилетела только поговорить с тобой.

“Могла бы и позвонить”, - подумал Дэвид. Но нет. Тогда бы все было неэффектно, неярко. А Хелена любила только самое лучшее. Не любила, конечно. Такие как она любить не могут, не дано. Зато море таланта разрушать.
Дэвид тяжело поднялся из-за стола. Каждое движение казалось невыносимо трудным, происходившим слишком медленно. Он опустился на колени перед Хеленой.

- Хелена, я прошу тебя стать моей женой.

Плотоядная ухмылка и блеск победы в глазах. Небрежно бросив салфетку, она обхватила подбородок Дэвида пальчиками, и сказала:

- Как романтично! Замечательное начало. За это даю тебе время до января. Пока делай, что хочешь. И чем скандальнее, тем лучше, - она чуть коснулась его губ, оставляя перламутрово-розовый след. – Развлекайся, дорогой, и не надейся, что я отвечу “нет”.

    Подхватив сумочку, больше годившуюся в кошельки, она гордо прошествовала к выходу. Стук ее шпилек и обрывки фраз, брошенных кому-то из обслуги, показались Дэвиду грохотом, с которым рушился его мир. С трудом заставив себя сесть на место, он уставился невидящим взглядом в окно. Сколько еще ему придется платить за то, что в восемнадцать лет он напился до чертиков и переспал со случайной девчонкой? И если бы платить только деньгами…

Отредактировано Karma (2008-05-18 16:09:08)

14.

“Lies it's the truth I'm after                           
Let me find it in your eyes                             
Quick before the moment dies                       
Cries in a sea of laughter                             
Weepin' gently in my soul                             
Love's the only thing that matters.”   
         
“Ложь – это правда, которая мне нужна,
Позволь мне найти ее в твоих глазах,
Прежде, чем умчится это мгновение.
Плачущая в море смеха,
Роняющая слезы в моей душе,
Любовь. И только она имеет значение“.

"321", Scorpions

Все начиналось как-то… как шутка. Сначала Дэвид смеялся над своим бывшим одноклассником, которого случайно встретил на улице. А рассмешило его то, что его приятель, став вполне успешным адвокатом, вдруг решил получить второе высшее образование, да еще и медицинское. А потом было смешно, когда он попросил Дэвида достать ему парочку образцов крови – исследование он, видите ли, для диплома проводит. Ну он и помог старому знакомому – сдал для него кровь и Билла уговорил. На этом смех оборвался.
Никогда ему не забыть тот телефонный разговор с Филиппом.

- Дэйв, привет. Я тут насчет этих анализов…
- А, привет, Фили. Хоть пригодились?
- Да, спасибо. Дело-то не в этом… Дэйв, один анализ твой, а второй – чей?
- А что? – Дэвид почувствовал какую-то неясную тревогу. Но тут же отмахнулся от нее. Ну любопытство Фили заело, ну и что с того?
- Просто у тебя же нет родных братьев. Ты что успел жениться, обзавестись ребенком, и мне ничего не сказал? Ну, ты даешь!
- Фили, да у меня даже мысли такой не возникало, как-то… А почему ты так подумал? – беспокойство вернулось с удвоенной силой. Дэвид протянул руку и приоткрыл окно, ему вдруг показалось, что в квартире стало душно.
- Просто у меня диплом о структуре ДНК и… в общем, она идентичная на девяносто восемь процентов…
- Кто она? – Дэвид никак не мог понять, что хочет сказать Фили. Какие проценты? Причем тут ДНК?
- Дэвид, второй анализ должен принадлежать или твоему родному брату, или ребенку. Чья это кровь?

Костяшки пальцев, обхвативших оконную раму, побелели. Но резкая боль заставила его немного разжать пальцы.

- Это анализ крови вокалиста Tokio Hotel, группы которую я сейчас продюссирую.

“И парня, которого я люблю, с которым сплю и не представляю себе без него жизни…” – мысленно договорил он. Мир перед глазами покачнулся. И Дэвид, прислонившись к стоявшему рядом шкафу, медленно сполз на пол.

- Ну что ж, поздравляю, папаша! Он ведь тебе не брат, лет-то ему вроде маловато?
- Ему семнадцать…
- Значит, он – твой сын.

И не только он. Есть еще и Том.

- Фили, это… Это просто невозможно! Ты ведь шутишь, да?! Фили, это не смешно!!! Черт тебя возьми!
- Нет, я вполне серьезно. И ошибки быть не может. Почему ты говоришь, что это не возможно?
- Да я его мать видел всего пару раз и познакомился с ней недавно. И потом она старше меня… лет на пять.
- Ну не знаю, Дэвид. Я все на сто раз проверил, потому что сам удивился. Это не ошибка. Точно.

Точно.
Уронив телефон, Дэвид стал лихорадочно копаться в памяти. Симона. Билл говорил, что с его отцом она разошлась, когда ему было семь лет. И он был каким-то водителем. Симона. Светловолосая, приятная женщина. Он познакомился с ней после того, как стал продюсером Tokio Hotel. Но Фили ни к чему врать. Зачем?
Тридцать четыре минус семнадцать – шестнадцать. Интересно! И что же он делал в шестнадцать лет, в….декабре или январе. Если в декабре, то  он был с Беном, влюбленным в него до потери пульса… И тогда им взбрело в голову поехать на рождество в Лейпциг, к друзьям. Они тогда весело шатались с одной вечеринки на другую. Пили как черти. Рок-н-ролл, секс, наркотики только как-то пропустили. И как-то раз они сильно поцапались… Дэвид пошел заливать горе в ближайший бар. Интересная там такая компания была. Студенты. То ли архитекторы, то ли дизайнеры. А на утро он проснулся в постели с… девушкой. Смутный образ. Длинные темные волосы, светлые глаза. Конечно, он не помнит имени, если вообще его знал… Симона, неужели?!!
Дэвид поднялся, дошел на автомате до кухни и принялся варить кофе. Усевшись за стол перед дымящейся чашкой, он вдруг понял, что это глупо. Именно глупо. Даже если Билл и Том его сыновья, для него это ничего не меняет. Даже если бы он не отдавал предпочтения мужчинам, желания обзавестись детьми у него бы не появилось. Не все могут быть родителями, так же как не всем дано завораживать огромные толпы людей звуком своего голоса. Хотя хорошие вокальные данные есть у многих. Но не талант. А чтобы не только вырастить ребенка, но еще чувствовать, что он тебе нужен, видеть в нем свое необходимое продолжение и любить его, нужен именно талант. Талант отца. Или матери. У Дэвида его никогда не было. Он с легким недоумением наблюдал за тем, как его друзья и знакомые женятся, выходят замуж, заводят детей, и не испытывал потребности последовать их примеру. Даже если бы сейчас к нему кто-то пришел и заявил, что такой-то его сын, он не стал бы искать с ним встреч. Не стал бы. Потому что ему это не нужно. А значит, все останется по-прежнему. Так, как было до звонка Фили. Нет. Так, как если бы этого звонка никогда не было.
Оставив нетронутый кофе, Дэвид позвонил Филиппу и попросил его никому не рассказывать о сделанном открытии. Филипп сказал, что и не собирался. Филипп действительно не собирался.
Но, к сожалению, от него вскоре уже ничего не зависело. Случайная, глупая авария. И буквально на следующее утро к Дэвиду пришла Хелена. Сестра Филиппа. Единственная родственница, которой досталось все имущество, документы и незаконченные исследования. Всегда любивший аккуратность Фили, назвал файлы с результатами анализов крови именами ее владельцев. Он же не знал, что все получится так…

Отредактировано Karma (2008-05-18 16:13:02)

16.

„Nach dir kommt nichts                            “После тебя не будет ничего,”
Unsern ersten Tag verfluch ich…“            Я проклинаю наш первый день…“

“I hid the keys to unlock love’s heart                   
To hold you in my sweetest pain and suffering       
Everything’s unfair in our lust and war
Redemption beyond right and wrong”

“Я спрятал ключи от сердца любви,
Чтобы окунуть тебя в мою сладчайшую боль и страдание.
В нашем желании и войне все – ложь,
Ошибки и истина – вне прощения.

“Sleepwalking past hope”/"Проходя во сне мимо надежды", H.I.M.

Мелодия “Stich ins Gluck” рождалась в чужих струнах немного другой, более нервной, но Тому нравилось. Улизнув от Саки, он, Георг и Густав забрели в этот маленький бар, чтобы спокойно напиться. Но как оказалось, от собственной музыки им скрыться не удалось. А сегодня хотелось. Аврал с электричеством никому не понравился. Только Билл недовольства не высказал. “Еще бы! Дэвид же сказал выступать!” – возмутился про себя Том. Пивная банка жалобно скрипнула в сжавшейся руке.

- Слушай, как тебе этот япончик? Старается, а?
- Который? – не сразу понял Том, но быстро понял, что Георг говорит про музыканта, игравшего их песню. – А, да, неплохо. Давайте чего-нибудь покрепче, и пойду уговаривать.
- На что? – выкатил глаза Георг, Густав только ухмыльнулся. 
- Как на что? Вместо меня играть.
- Так ты серьезно? – Густав обеспокоенно посмотрел на гитариста. – Так плохо?
- Хуже! – Том опрокинул в себя янтарное содержимое стакана. – Не смогу я так дальше. Слишком сильно я его люблю, и слишком хорошо понимаю, что нельзя мне этого делать.
- Ну а ночью, что? – язвительно подмигнул Георг, тоже основательно прикладываясь к виски. – Ночью-то тебя не беспокоило, что он тебе брат?
- Да, - Том уронил голову на руки, сложенные на барной стойке.
- Том, ты бы подумал, - осторожно начал Густав. – Ну, мало ли как в жизни бывает… Вы ведь друг друга любите, насколько я понял. Ты вот почему-то только о себе переживаешь, а Билл? Как он будет без тебя? Как мы без тебя будем?
- Мне замену найти – не проблема. Гитаристов много. А он? А у него Дэвид есть! – Том встал и, покачиваясь, пошел к музыкантам.

Георг затушил сигарету в пепельнице и спросил барабанщика:

- Ну и чего делать с ним?
- Слушай, а давай дадим ему те рассказики почитать?
- Ты чего?! Там местами такая порнуха! Ему может, и понравилось бы, если бы про кого другого написано было,  а так… не знаю.
- Ну а мы выберем покрасивше, да поромантичнее.
- Не знаю, не знаю, - Георг уставился на донышко почему-то уже пустого стакана. – Но попытаться можно. Испортить мы вряд ли что сможем. Билл уже все, что можно было, испортил. А так хоть какой-то шанс появится.
- О’кей, давай тащи его в отель, а я поеду вперед и повыбираю. Посадим Тома за чтиво!
- И обязательно найди те рассказы, где про самоубийство есть. Чтоб знал, до чего допрыгаться может. А то все Дэвид, Дэвид. Че Дэвид-то? Продюсер – не стенка, подвинем.

Обменявшись телефонами с японским гитаристом, Том вернулся к Георгу. Объяснения на ломаном английском неожиданно и неприятно протрезвили его.

- Не-не, тебе уже хватит, - Георг забрал у него стакан и бесцеремонно употребил содержимое. – Поехали по номерам, там Густав тебе какой-то сюрприз приготовил.
- На фиг бы все сюрпризы, - пробурчал Том. – Ну, поехали. Я с этим, как его, Киото договорился. Завтра позвонит. Надо его на репетицию затащить.
- Йост тебе ухи пообрывает, а может, и не только… - многозначительно пообещал Георг.
- Возможно, он будет не так уж и не прав, - почему-то сил и желания злиться на продюсера Том в себе не обнаружил.

А в отеле Густав вручил Тому свой ноутбук и, заговорщически улыбнувшись, сказал: “Фантворчество!”. Том ответил: “Зашибись!”, - и ушел к себе с надеждой все-таки напиться и заснуть на первом же предложении.
Не вышло. Даже захваченное из бара виски показалось водой из-под крана, когда он прочел первое “творение”.
Его поразила откровенность и то, что кто-то словно забрался в его сердце, вытащил из него все чувства вместе с кровью и написал все это. Вариации на тему запретности придавали рассказам или фикам, как их назвали пользователи сети, жуткую реалистичность и странную, темную привлекательность. Даже соблазнительность. Понимая, что начинает увлекаться чтением, Том захлопнул ноутбук. Стало противно.
Ощущение ползущей по коже грязи даже заставило его посмотреть на руки. Ничего. Снаружи ничего. А внутри – как будто болото со зловонной водой.
Тысячи людей пишут. Они не понимают до конца, про что. Хотя нет, они, может, и понимают, но не знают, каково это чувствовать. И что теперь интересует их поклонников больше? Музыка? Слова? Или как он посмотрел на брата на концерте и как прикоснулся к нему на пресс-конференции? Кем они стремились стать? Звездами. Дарить радость и восхищение своей музыкой. Сиять для всех. Теперь они звезды. Мыльной порно-оперы, растянутой на весь Интернет. Мерзко.
Набрав было номер брата, Том сразу же скинул звонок. Что он ему скажет? Что так нельзя? Что продолжать невозможно? Не будет он ничего говорить. Просто закончит это.
Том вскочил с кровати, распахнул шкаф и принялся скидывать вещи в чемодан. Хватит. Кое-как запихал все, что попалось под руку. Вытащил из кармана телефон. Киото. Бросил телефон на кровать и, открыв ноутбук, напечатал в текстовом редакторе:

“Я пытался. Я хотел тебя любить. Но я не могу. Слишком много в этом мире грязи, чтобы она не коснулась наших чувств. Делать из нашей с тобой любви рекламу – для меня это слишком. Это слишком дорогая цена за то, чтобы быть с тобой. Я не могу.
    Прости.

        Том.

P.S. В моем мобильном есть телефон гитариста по имени Киото. Он хорошо играет. ”

Дверь номера с треском захлопнулась за парнем со светлыми дредами. Выбежав из отеля, он поймал такси и поехал в аэропорт.

Отредактировано Karma (2008-05-18 16:17:05)