Red, Already Over

Билл пил капучино, которое я ему заказал, изучая своими большими глазами мои руки. Я ничего не стал брать, поэтому занять их было нечем. Я чувствовал себя неловко от его взгляда, пальцы нервно теребили друг друга или же изредка начинали отстукивать по столешнице, отбивая ритм моей новой песни, что пылилась где-то в студии, ожидая, когда я вернусь и выпущу альбом.
Я не знал, что нужно говорить и нужно ли вообще. Я не знал, как с ним общаться, не знал, что ему рассказывать, что спросить, о чём завести разговор. Я лишь пялился на парня, на его глаза, родинку под губой, ровный изгиб губ, белые зубы в те моменты, когда кружка касалась приоткрытого рта и отдавала маленький кусочек своего горячего содержимого.
Билл повесил своё пальто на спинку стула и теперь сидел в тонкой белой кофте с обтягивающим его горло воротником. Его кадык иногда шевелился, когда парень делал глоток, и это меня завораживало. Я не только молчал, но и нагло рассматривал своего нового знакомого, и, если посудить, пока что единственного во всей Франции.
Судя по тому,как он вёл себя в моём обществе, этот мальчишка не знал, кто я. Хотя я бы скорее удивился, если бы он знал. Франция не дрогнула передо мной, и врятли меня тут вообще хоть кто-то узнает. именно поэтому я здесь, а не где-то в Америке или в Африке.
Я даже не знаю, хорошо это или плохо.
В его присутствии я уже ничего не знал.
Стайка хихикающих девчонок продолжала сидеть за дальними столиками. Мне казалось, что они опять смотрят на меня. За барной стойкой нарочито громко стучал стаканами бармен, официант бродил где-то на другом конце зала, на улице проезжали машины, Билл смотрел на мои руки, а я думал, что сейчас сойду с ума от этого молчания.
Когда я уже собрался сказать хоть что-то, француженки поднялись с места, отодвигая стулья с тихим скрежетом, и, не переставая хихикать, направились прямо в нашу сторону.
Билл продолжал смотреть на мои руки, наблюдая за траекторией их движения, когда я специально передвинул их в сторону. Я чувствовал, что играю с котёнком.
Девчонки подошли ближе, начиная топтаться рядом с нашим столиком. Мне пришлось повернуться к ним и вскинуть бровь. Билл впервые оторвал взгляд от моих рук и тоже взглянул на них.
- Вы ведь Том Трюмпер? - на французском спросила одна из них, наверное, сомневаясь, понимаю ли я её.
- Да, - я немного улыбнулся.
Блондинка с острыми чертами лица улыбнулась ещё шире.
- Я видела ваш клип по ТВ, - Она осеклась. - Можно Ваш автограф?
Я нерешительно покосился на Билла, который внимательно изучал незнакомок, держа пальцами свою кружку, словно грея их. Он выглядел слишком невинно.
- Да, конечно, - я удивился, когда понял, что они меня узнали. Кажется, всё не так безнадёжно, как я думал.
Они протянули мне блокноты - я заметил краем глаза, что мальчишка снова внимательно наблюдает за моими руками. Похоже, они действительно его заинтересовали больше, чем весь я. Я так и не понял, почему Билл полюбил мои руки.
Его глаза неотрывно следили за моими пальцами, когда я расписывался, когда отдавал блокноты девушкам, когда пожимал им руки, когда помахал им вслед, даже когда вернул их обратно на столик, сцепив в замок. И только тогда, когда колокольчик звякнул над дверью, оповещая об уходе француженок, взгляд Билла оторвался от моих рук и уставился на меня.
Глаза в глаза.
Душа в душу.
- Я музыкант, - неловко пояснил я.
Парень даже не моргнул, продолжая без эмоций смотреть на меня. Я не знал, о чём он думает и думает ли вообще.
- В Европе я весьма популярен, хотя здесь я не смог дебютировать, - зачем-то добавил я.
Мальчишка моргнул и опустил взгляд, делая небольшой глоток. Я неловко повёл плечами, вздыхая, и посмотрел в окно. Безжизненный Париж навеивал тоску.
- Люблю Францию, - я откидываюсь на спинку стула. - Хотя это не взаимно.
Билл смотрит на мои руки. Он пьёт редко и понемногу, словно оттягивая время.
- Всегда хотел жить тут, - продолжаю я. - Здесь красиво. Хотя я был тут всего несколько раз, а мои продюсеры больше не включали Францию в мой тур.
Мальчишка поднял взгляд, начиная разглядывать меня.
- Даже не знаю, почему в этой стране я никому не понравился, - я вспомнил ушедших девушек и добавил: - почти...
Я прикрыл глаза, понимая, что мне нужно с кем-то поговорить. Не важно с кем, главное, чтобы меня выслушали. Билл это умел делать просто отлично. Хотя я бы на его месте просто встал и ушёл бы. Я всегда считал, что слишком много разговариваю.
- В последнее время я так устал, - тихо протянул я. - Захотелось побыть вдали от этой суматохи, даже выход нового альбома отложил. Франция так идеально подходит для меня, - я открываю глаза. Билл смотрит на мои руки, которые всё ещё сцеплены в замке. - Но я всё равно чувствую себя здесь чужим.
Мальчишка резко поднимает взгляд, словно я задел за живое, а потом он делает последний глоток и отстраняет кружку, на стенках которой остаётся пена. К ней он так и не притронулся. Я нерешительно молчал, ожидая, что Билл сейчас встанет и уйдёт, но он не двигался. от его пристального взгляда становилось неловко.
- Ещё хочешь чего-нибудь? - решил спросить я.
Парень покачал головой, отчего его волосы слегка зашевелились, словно от несуществующего ветра. Мне захотелось дотронуться до них и убрать за ушко. Мне безумно этого захотелось, но я так и не пошевелился. Мы какое-то время смотрели друг другу в глаза, пока Билл не разорвал наш контакт. Я даже расстроился. Он повернулся корпусом влево и достал из внутреннего кармана пальто небольшой ежедневник и ручку. Быстро написав что-то, мальчишка вырвал лист и пододвинул в мою сторону, а потом встал и начал одеваться.
"Хочу увидеться с тобой завтра. Напиши мне".
И номер.
Я какое-то время удивлённо перечитывал записку, а потом поднял голову и поспешно спросил:
- Может быть, тебя проводить?
Он покачал головой и до конца застегнул пальто.
Я не двигался.
- Давай я всё-таки тебя провожу...
Я попытался встать, но Билл подошёл ко мне и положил свою ладонь мне на плечо, останавливая меня. Парень опять покачал головой, а потом впервые за наше знакомство улыбнулся уголками губ. Его рука соскользнула с меня, и Билл зашагал в сторону выхода. Я не смотрел на него, лишь слышал, как звякнул колокольчик над дверью. Мне сразу стало как-то одиноко.
Я взял в руки листок с запиской и улыбнулся. Захотелось, чтобы поскорее наступило завтра. Кажется, здесь не так плохо, как мне показалось вначале. Я спрятал бумажку в карман и вздохнул. Наверное, стоило всё-таки его проводить, хотя всё равно я уже не успею его догнать. Я даже не знаю, в какую сторону он ушёл...
Посидев ещё немного, я расплатился за капучино и отправился обратно в отель. Мне хотелось скорее лечь спать, чтобы проснуться в завтрашнем дне.
Мне уже сейчас хотелось снова увидеть Билла.   

хихихи)) даа)
Скоро напишу)

Вильгельм Рихард Вагнер  – "Die Hochzeit"

Такси приехало через десять минут, как раз к тому времени, когда мы оделись и вышли на улицу, чтобы покурить. Я открыл зонт – Билл юркнул ко мне под бок, почти прижимаясь, чтобы не намокнуть. Мы спустились по ступенькам и встали в стороне от входа. Дождь не прекращался – небеса продолжали изливаться на землю, словно просясь к ней в объятия, страдали и метались, злясь всё больше и больше, потому что гром продолжал грохотать прямо над нами. Мои кеды намокли, да и низ джинс тоже, кажется, я наступил на особо большую лужу, пока бежал к парню, и даже не заметил этого.
Билл вытащил и кармана пачку сигарет и прикурил, протягивая мне. Я взял одной рукой свою жертву и прикусил зубами – мальчишка щёлкнул зажигалкой и поднёс пламя к концу палочки, чтобы я втянул в себя дым. Я благодарно улыбнулся, другой рукой продолжая держать зонт, пальцы посинели из-за холода, но я не обращал на это никакого внимания. Покосившись на Билла, я увидел, как он затянулся и плавно выпустил остатки души сигареты, смотря куда-то вдаль на улицу.
Машины проезжали мимо – вода летела мо-под колес в разные стороны, но так и не доставала до нас, чему я был несказанно рад. Наверное, если бы я стоял один, то давно был бы уже весь в грязи. Схватив пальцами сигарету, я вытащил её изо рта – едкий дым начал заползать в глаза, из-за чего они защипали, - и вздохнул. Пальцы подрагивали, но я пытался всем видом показать, что мне не холодно.
Такси ещё не было.
Поверить не могу, что я такой рассеянный и забыл надеть куртку. Никогда со мной такого не бывало, наверное, это всё Париж и его ненависть ко мне.
Билл скосил на меня глаза и встал чуть ближе, словно бы случайно накрывая мою руку, державшую рукоятку зонта, своими пальцами. Они у него были горячими и обжигающими, словно он только что вышел из бани, - по моему телу пробежала приятная дрожь, и я сделал вид, что ничего не заметил. Мальчишка продолжал курить – его бедро совсем чуть-чуть касалось моего, губы задевали сигареты, лёгкие впускали дым. Такой человек, как этот парень, просто обязан курить. Без Marlboro Билл уже будет не Биллом.   
Рядом с этим мальчишкой я чувствую себя ребёнком. Он кажется таким спокойным и рассудительным, а я рассеянным и безответственным. Так нелепо…
Я выбрасываю окурок в стоявшую рядом урну – над нами резко гремит гром, и пальцы Билл чуть сильнее сжимают мою руку с зонтом из-за лёгкого испуга. Я замечаю его озадаченный взгляд с долькой неожиданного страха, и немного обнимаю его второй рукой, совсем невесомо касаясь его талии. Парень не возражает и продолжает курить в сторону, аккуратно и почти незаметно положив свою щёку мне на грудь. Это выглядит так странно, я даже не чувствую его тела, только цепкие пальцы, которые продолжали сжимать мою руку с зонтом.
Он докурил, но не отстранился – его взгляд был направлен на дорогу. Дождь усилился, теперь его капли начали попадать и на нашу одежду. Холодный ветер пробрался мне под кофту, и я поёжился. Мне показалось, что Билл попытался прижаться ко мне сильнее, чтобы согреть, но тут подъехало такси – мальчишка отстранился и выбросил затухающий окурок. Его пальцы соскользнули с моей руки, я, придерживая парня за талию, направился к машине.
Билл забрался первым, я, закрыв зонт, следом. Пока я складывал зонт и старался не намочить салон, мальчишка напечатал на своём сотовом адрес и показал водителю, после чего машина тронулась с места. Здесь было теплее, тихо играла приятная французская музыка, дождь барабанил по стёклам, и дворники быстро скользили туда обратно, чтобы позволить водителю видеть дорогу.
Мы ехали медленно, минут пятнадцать простояли в пробке, дважды француз переключал канал радио, один раз ему кто-то позвонил. Билл смотрел в окно – я в зеркало заднего вида на отражение мальчишки. Точнее, я пытался смотреть куда угодно, но только не в зеркало, но мои глаза всё равно возвращались в это место каждые пять секунд. 
Я расплатился за такси, я вышел первым из машины и открыл зонт, спрятав мальчишку от капель, я открыл перед ним двери подъезда, я пытался быть чуточку «старше», но всё равно чувствовал себя подростком.
С закрытого зонта капало, когда мы поднялись на третий этаж и остановились у двери. Лифта не было. Билл порылся в кармане пальто и достал ключи, отперев преграду. Он первый вошёл внутрь, а я протиснулся следом, прикрывая дверь.
Мальчишка включил тусклый свет – я разглядел небольшой коридор, шкаф для одежды, у двери стояло пара кроссовок, на тумбочке какие-то мелкие предметы, зеркало висло на стене справа от меня. Я взглянул в него и почувствовал себя теперь не подростком, а промокшим котёнком, которого подобрали с улицы.
Билл снял пальто и стащил с себя ботинки, убрав это всё в шкаф. Затем решительно подошёл ко мне и забрал зонт, уходя с ним в другую комнату. Я облизал губы и снял промокшие кеды, шумно вздохнув. Эта тишина сводила меня с ума. Я никогда в жизни так долго ни с кем не молчал.
Билл вернулся и забрал мои ботинки, унося, кажется в ванную. Я стоял на одном месте и ждал, словно ребёнок, разрешения пройти дальше. Мальчишка вернулся и встал напротив меня, осматривая с ног до головы, – его взгляд задержался на моих ногах. Парень указал на джинсы, затем протянул руку. Я вскинул бровь.
- Ты хочешь, чтобы я их снял?
Билл кивнул, затем поспешно скрылся за дверью, куда недавно унёс зонт.
- Я могу и так походить, - крикнул я, но тот уже вернулся, протягивая чёрные спортивные штаны, принадлежавшие, наверное, ему.
Я помедлил, затем вздохнул, прикрывая глаза, и взял вещи. Мальчишка указал на дверь ванной и исчез в другой комнате. Я неспешно проследовал туда и осмотрелся. Небольшое помещение, душ, в другом углу ванна, раковина с комодом и зеркалом. На батарее сушатся мои кеды.
Делать было нечего, этот мальчишка всё равно заставит меня переодеться или же сам натянет эти штаны на меня. Слишком упёртый засранец.
Я улыбнулся и снял джинсы с носками, натягивая на себя немного свободные спортивные штаны с белыми полосами по бокам. Не успел я поправить их, как в ванную заскочил Билл и забрал мои вещи, выталкивая меня в коридор и подталкивая в сторону кухни. Я послушно проследовал к указанному месту и, разглядывая предметы, присел на диванчик за стол.
Чайник уже был включён. За окном барабанил дождь, и сверкали молнии. Поверить не могу, что я решился вот так просто выйти из отеля в такую погоду, хотя даже хорошо, я бы сейчас сидел в одиночестве и смотрел какое-нибудь кино по кабельному.
Квартира Билла было небольшой, ванная, кухня и спальня (где я ещё не был). Ничто по сравнению с моим домом в Германии, но большего и не надо. По-другому я дом мальчишки и не представлял.
Он вернулся почти сразу, заглянул в спальню и принёс плед, решительно набрасывая его мне на плечи. Я благодарно улыбнулся, наблюдая за тем, как Билл выключает чайник и заваривает мне зелёный чай. Когда он поворачивается ко мне лицом, его волосы немного отлетают назад, и я мельком замечаю шрам у правого виска, но тот быстро прячется за прядью чёрных волос.
Билл ставит передо мной кружку и возвращается к шкафу, затем встаёт на носочки и достаёт с верхней полки печенья, которые тоже оказываются на столе.
Я не могу больше молчать.
Я взял кружку в руки и сделал маленький глоток.
- Ты здесь один живёшь?
Он кивнул, затем потрепал свою одежду и показал на дверь, наверное, пытаясь сказать, что пойдёт, переоденется. Я кивнул, надеясь, что понял всё правильно, и мальчишка ушёл.
Я остался в одиночестве пить горячий чай с шоколадными печеньями, которые парень любезно мне предложил.
Ветер усилился – ветка дерева ударило в окно, молния ослепила, а из-за грома стекло завибрировало, и мне показалось, что оно вот-вот разобьётся, но ничего не произошло.
Я вдруг подумал о том, как же это тяжело вот так сидеть в этой маленькой квартире одному, в тишине, не имея возможности даже поговорить самому с собой. И на меня вдруг накатила такая жалость к этому мальчишке, что защемило сердце.
А потом я подумал о его родных и друзьях, которые, возможно, приходят сюда, с которыми он гуляет и общается с помощью телефона, и мне стало легче.
Если бы я был на его месте, я бы не позволил себя жалеть.
Билл вернулся через пять минут. Теперь на нём была серая футболка и сёрферские чёрные шорты с карманами. Он сделал себе чай и сел напротив меня, я заметил, как он снова пристально наблюдает за движением моих рук. Я наблюдаю за ним, а он, как мои пальцы хватают печенье, относят его ко рту, вторая рука поднимает кружку, ставит её на стол, затем снова печенье, пальцы стучат по поверхности, замирают.
Я улыбнулся. Он действительно, как котёнок.
- Тебе нравятся мои руки?
Мальчишка вскинул голову, смотря на меня, и коротко кивнул, затем плавно застучал пальцами по столу, словно играя на рояле.
- О, нет, - я покачал головой. – Я играю на гитаре. Я говорил, что я музыкант. У меня сольная карьера.
Билл запустил руку в карман и достал сотовый, что-то печатая. Затем показал мне.
«Сыграешь?»
Я вскинул бровь.
- У тебя есть гитара?
Он кивнул, указывая в сторону спальни.
- Ладно. Если хочешь.
Он улыбнулся, склоняя голову к плечу, - я снова заметил шрам, отсюда он выглядел больше. Поняв, куда я смотрю, мальчишка опустил голову и встал, забирая мою пустую кружку и ставя её в раковину. Я не стал ничего спрашивать – он поманил меня за собой, и я, поднявшись, плотнее укутался в плед и пошёл за ним, невольно утыкаясь носом в ткань, пропитанную запахом мальчишки.
Он пах лимонными леденцами и сигаретным дымом. Он пах осенью.

One Republic – Lullaby

Мы весь день смотрели фильмы – пицца давно была съедена и забыта, остались после неё лишь пустая тарелка и вкусный запах, всё ещё летающий по комнате. В перерывах между кино Билл предлагал попить чай или перекусить – я пару раз намекал, что чувствую себя неловко, будто навязываюсь, и что мне уже пора возвращаться, хотя я этого совершенно не хотел, но мальчишка не отпускал меня. Говорил, что за окном всё ещё дождь, и что мои вещи до сих пор не высохли. Да я даже был бы рад, если бы они век не высыхали! Мне так хорошо здесь и спокойно, так нравится это сладкое молчание, порой прерываемое напечатанными сообщениями парня, который комментировал фильм или же интересовался, не хочу ли я чего-нибудь.
А я не хотел. Лишь бы находиться рядом с ним, с тем, к кому меня безумно тянуло, и я, наверное, сходил с ума от всего, что творилось у меня в душе. Я сам не понимал, что со мной, почему я вот так запросто готов проводить время с совершенно незнакомым мальчишкой.
Никогда и ни с кем мне не было так хорошо, как с Биллом. И я боялся, что это может закончиться. Резко, неожиданно, внезапно. Я боялся, что не смогу пережить этого. 
И теперь, когда за нашими плечами было четыре фильма, несколько кружек кофе с пирожными и ужина из китайского ресторана, который я решил заказать прямо домой к Биллу и, конечно же, оплатить теми деньгами, которые я успел прихватить с собой из номера (признаться, мальчишка немного повозникал, мол, не хочет, чтобы я платил, но всё-таки нашёл мне номер и согласился на такое «благородство» с моей стороны), я лежал поперёк кровати, подперев голову рукой, и досматривал очередной фильм. Я никогда в жизни не проводил целый день за телевизором, наверное, я поставил для себя новый рекорд.
Билл сидел передо мной, немного откинувшись назад и облокотившись спиной о мой живот, словно о спинку дивана. Он немного стал смелее к середине дня и уже не одёргивал руку, когда случайно задевал меня своими пальцами. Парень выглядел так мило, так невинно…
И я боялся спугнуть это чувство своими нелепыми движениями.
Шёл уже девятый час, а за окном дождь так и не прекращался. Из-за туч было темно, отчего пришлось занавесить шторы и включить ночник. Мы досматривали очередной фильм с печальным концом и, кажется, даже не дышали, потому что когда последний кадр сменился титрами, Билл как-то шумно выдохнул и расслабился, сползая чуть ниже, так, что его голова оказалась на моём боку, словно на подушке. Я немного улыбнулся, переводя на него взгляд, затем приподнял руку и невесомо погладил мальчишку по голове, отчего тот чуть улыбнулся, прикрывая глаза. Я начал перебирать его волосы, зарываясь в них пальцами, и мне даже казалось, что Билл вот-вот замурлычет от удовольствия.
Но тут мой взгляд упал на настенные часы, и я вздохнул.
- Пора мне, наверное… - тихо сказал я. – Поздно.
Мальчишка приоткрыл веки, покосившись в мою сторону, затем притянул к себе телефон и что-то напечатал. Помедлив, всё же показал мне.
«Если хочешь, можешь переночевать у меня. Твои кроссовки ещё сырые…»
Моё сердце вдруг подпрыгнуло от какой-то радости, но я не мог просто так взять и воспользоваться таким заманчивым предложением. Меня совесть замучает потом из-за того, что я навязался ему.
- Да, нет, спасибо, - улыбнулся я, продолжая касаться его мягких волос. – Я как-нибудь доберусь.
Билл прикусил губу, как-то расстроено набирая сообщение.
«Но ты можешь заболеть. Оставайся. Я не против)».
Я вздохнул, никак не решаясь согласиться. Я же его стесню, тут итак квартирка маленькая, а ещё и я со своей тушей…
- Ты уверен, что я не помешаю? – переборов себя, спросил я.
Мальчишка улыбнулся и кивнул, немного откидывая голову назад навстречу моей руке и взглянув на меня. Я покривился, мысленно прикидывая, должен ли я оставаться и дальше пользоваться его добротой, ведь это как-то неправильно. Я же спокойно мог вызвать себе такси и поехать в отель…
Но, чёрт возьми, мне так хотелось ещё с ним побыть. Хотя бы немного.
- Хорошо, - сдался я. – Можешь постелить мне в ванне, только разбуди, когда в душ пойдёшь, - рассмеялся я.
Он стукнул меня по животу и перевернулся, ложась на мой бок лицом ко мне, а правой рукой набирая:
«Никакой ванны! Будешь спать тут со мной».
Я вскинул бровь, тут же представляя, как это «спать с ним тут». Парень снова стукнул меня по животу, мол, нечего так улыбаться, пошляк!
- Ладно, ладно, я ни о чём таком и не подумал, - улыбнулся я.
Билл не ответил, продолжая разглядывать меня с какой-то полуулыбкой на губах, мои пальцы всё ещё перебирали его пряди, иногда почёсывая, словно кота, отчего мальчишка только блаженно прикрывал глаза, наслаждаясь моими прикосновениями. Он действительно любил мои руки, а я даже не подозревал, за что их можно любить.
Всё это казалось мне какой-то сказкой. Титры продолжались, музыка не переставала играть на их фоне, было ощущение, что мы сами находимся в каком-то фильме и что на нас сейчас все смотрят.
Мы так лежали несколько минут, а потом Билл что-то написал в своём телефоне, чуть покраснел, и протянул его мне.
«Поцелуй меня».
Я удивлённо посмотрел на парня, а потом он отобрал телефон и дописал что-то.
«Поцелуй меня сейчас».
- Ты, правда, этого хочешь? – тихо спросил я, приподнимаясь на локтях.
Билл отстранил телефон в сторону, наблюдая за мной, а потом, наверное, не выдержав, привстал с меня и приблизился настолько близко, что я почувствовал его дыхание. Однако мальчишка так и не коснулся моих губ – я лёг обратно на спину, смотря ему в глаза, и приобнял за талию. Наши губы были так близко, дыхание обжигало, сердце сходило с ума от одной только мысли о его близости. Он навис надо мной – его волосы защекотали мою шею, его талия такая тонкая, я так боялся её сломать, боялся, что она переломится в моих руках, которые он так любит.
И, наконец, долгожданный поцелуй. Я так и не понял, кто первый подался вперёд, но мне показалось, что мы оба, одновременно, словно магниты. И его губы такие мягкие, такие податливые, что хотелось бы их сминать каждую секунду, чувствовать эти прикосновения, это дыхание, эти руки на свое груди. Это быстро бьющееся сердце. Этот горячий язык и пирсинг в нём…
А потом он немного отстранился и внимательно посмотрел на меня, словно чего-то ожидая. И снова поцелуй, запустил руки под мою футболку, скользя пальцами по талии, отчего я шумно выдохнул, не понимая, откуда в этом мальчишке столько решимости. Он поднял ткань выше, пытаясь снять с меня футболку в таком положении, а я, не выдержав, перевернул нас, оказываясь сверху, и стянул с себя вещь. Секунду помедлив, я снова припал к его губам, проникая в рот языком. Его проворные руки спустились к моим штанам, немного стягивая спортивки чуть вниз, а я перехватил его руки и прижал к кровати, начиная осторожно целовать его щёки и шею, боясь причинить вред. Я думал, что на его коже могут остаться синяки от любых прикосновений, и это меня пугало. Он казался таким хрупким, но в тоже время таким решительным.
Он выпутался из моих пальцев, когда я их расслабил, и обвил мою шею руками, притягивая ближе. И снова поцелуи, руки скользят по его груди, заползают под футболку, начинают тоже тянуть её наверх, отчего Билл приподнимается и помогает мне избавиться от одежды.
Я вижу два татуировки: на боку и на животе, но у меня нет времени разглядывать их. Я понимаю, что не могу остановиться.
Скольжу поцелуями по его шее к груди, целую сосок, играя с ним языком, попутно начинаю стягивать его шорты с боксерами, отчего мальчишка выгибается и шумно выдыхает.
Мы оказываемся без одежды. Я целую его, не в силах поверить в то, что происходит. Скольжу рукой по его талии к бедру, чтобы растянуть его, но Билл перехватывает мою руку и подносит к лицу, целуя пальцы и качая головой.
- Сразу? – непонимающе спрашиваю я.
Он кивает. Я недоверчиво лёгким движением раздвигаю его ноги и нависаю, чуть сильнее прижимаясь к его тонкому горячему телу. Мальчишка уверенно смотрит мне в глаза, а я даже не знаю, был ли у него секс вообще. Наверное, был, раз он просит без растяжки. Осторожно пристраиваюсь, начиная медленно входить, наблюдая за его эмоциями, но его лицо абсолютно спокойно. Он немного откидывает назад голову, приоткрывая губы, смотрит на меня затуманенным взглядом, а я снова целую его, входя полностью и замирая.
Я двигался медленно, касаясь губами его шеи и подбородка, гладил пальцами горячую кожу, ловил его дыхание. И мне хотелось вечно смотреть на него, на его губы и глаза. И родинку, и пушистые подрагивающие ресницы. И его тихие стоны…
Я не знал, что немые могут стонать, и от этой мысли мне сразу становится ужасно стыдно, словно я первоклашка, провинившийся на уроке. Я отгоняю её прочь, стискиваю его в объятиях, продолжая двигаться, а потом Билл выгибается, прижимая меня к себе за шею, и кончает со стоном, и от этого у меня мурашки по коже, да такие сильные, что я кончаю следом, сгребая его в охапку. Он прижимается ко мне, когда я переворачиваюсь на спину и притягиваю его к себе, накрывая нас одеялом, и утыкается носом в мою ключицу.
Титры давно закончились, на экране заставка с меню диска, а я засыпаю в объятиях мальчишки которого знаю всего пару дней, но без которого не представляю свою дальнейшую жизнь.
Я засыпаю с мыслью о нём. С мыслью, что я, кажется, влюбляюсь…   

In Fear And Faith – Heavy Lies The Crown

Я перевёз свои вещи к Биллу этим же вечером, несмотря на то, что парижский дождь так и не закончился. Мои вещи высохли, и мальчишка отдал их взамен на обещание, что я вернусь. И я вернулся. Собрал всю одежду и мелкие предметы, которые прихватил с собой в спешке из Германии, и приехал на такси, почему-то в тайне боясь, что Билл рассмеётся в дверях и скажет, что это была шутка. Точнее, не скажет. Напишет…
Но этого не произошло, и не должно было произойти никогда.
Я это понял с самого начала и, наверное, не должен был забывать, но всё равно в тайне боялся чего-то. Я никогда не считал себя романтиком, никогда не любил всю эту розовую чушь, не верил в любовь с первого взгляда, но…
С Биллом это получалось само собой. С ним я как-то умудрялся меняться, с ним мне было хорошо, и он один из тех людей, которых я никогда не забуду. Я это знаю.
Я в это верю.
Дни летели, я жил у мальчишки уже больше двух недель, всё это время мы проводили вместе, и я многое успел о нём узнать, хотя Билл нехотя рассказывал о своей жизни и часто менял тему для разговоров.
Мы завтракали в постели, обедали и ужинали на полу в спальне перед телевизором, почти не выходили из дома. Мы смеялись и мазали друг друга мороженым, мы целовались с шоколадными конфетами во рту, мы пили вино и ели китайскую еду из ресторана, мы встречали рассветы на крыше дома - я наблюдал за тем, как Билл курил лёжа у меня на плече и смотрел на восходящее солнце,  а дым поднимался в небо и исчезал; мы занимались любовью в душе под горячей водой, на полу в спальне, на кухонном столе, на крыше перед заходящим солнцем. Он любил мои руки и гитару, а я играл для него и пел в тишине. Я открывал ему душу, а взамен Билл приоткрывал мне свою.
Я узнал, что его фамилия Каулитц. И он тоже немец, как и я. Я узнал, что ему пришлось переехать сюда к тёте после смерти родителей, я узнал, что его тётя умерла через три месяца, после того, как он к ней переехал. И только тогда я понял, насколько Билл одинок, и насколько он ненавидит, когда его жалеют. Я где-то читал, что одной из причин смерти является… одиночество. Я до сих пор не могу представить, как мальчишка справлялся сам. Я  до сих пор не могу понять его, понять, почему он так просто смог меня отпустить тогда, когда я сходил с ума лишь от одной этой мысли.
***
«Пошли в клуб?»
Спросил меня парень как-то, когда делать особо было нечего.
- В клуб? – удивился я.
Мы сидели на кухне и пили чай. Это было на восьмой день нашего совместного проживания, когда на улице стояла прекрасная солнечная погода, и дома было очень скучно.
«Да. Мне надоело дома сидеть, хоть развлечёмся».
Я пожал плечами, делая глоток. Не думал, что такой парень, как Билл, ходит по клубам. Я всегда представлял его сидящим дома в одиночестве за компьютером, где он обычно работал дизайнером сайтов, в тишине или среди оглушительной музыки, льющейся из колонок, но никак не в клубе.
- Хорошо, пошли, - улыбнулся я.
Он радостно подпрыгнул и отправился одеваться, а я вдруг подумал, что он итак идеально выглядит, нечего ему больше прихорашиваться, а потом вдруг решил, что буду ревновать его к другим парням, и подумал, что стоит за ним приглядывать.
Билл был готов через час, когда я уже решил поторопить его, не в силах больше ждать. Мы вызвали такси и отправились в какой-то клуб, где, по словам Каулитца, он часто бывал. Мне было трудно представить такое место, которое бы подошло мальчишке, поэтому, когда мы оказались в обычном клубе, который я бы оценил ниже среднего, я был удивлён. Никогда бы не поверил, что Билл сюда приходит. Это место настоящая противоположность Каулитца, но делать было уже нечего, я же согласился провести с ним время именно здесь. 
Мы оказались внутри, и я понял, что мне тут не нравится. Я никогда не хожу по таким клубам, где музыка вколачивается в мозг настолько мощно, что начинает раскалываться голова, где настолько сильно накурено, что дым можно увидеть невооружённым глазом, где тусуются странные типы и шлюхи. Хотя, признаться, ещё до того, как я стал популярным, я частенько бывал в таких местах в Берлине, когда нужно было подзаработать или ещё что. Мои друзья всегда любили такие места, потому что там было удобно снять кого-нибудь на ночь.
Мы подошли к барной стойке и заказали себе выпить. Я – двойной виски со льдом. Билл – коктейль. Здесь было душно, голова начала раскалываться от дыма и музыки, и, чтобы стало немного легче, я залпом осушил бокал. Не помогло.
Через какое-то время Билл потащил меня танцевать, и я не стал сопротивляться. Мы влились в поток потных развратных тел и начали неровное движение в такт музыке. Я обнимал мальчишку, боясь, что поток завладеет им и больше не вернёт, а он жался так крепко, что хотелось закинуть его на спину и унести обратно домой в то тихое местечко, которое стало нашим раем.
Я не был создан для таких мест, и Билл тоже. И когда я уже решился попросить его вернуться обратно, мальчишка потащил меня к стойке и снова закал выпить. Он улыбался. Он улыбался только мне.
- Билл!
Я обернулся на едкий голос какого-то парня, который вырвался из толпы и оказался рядом с мальчишкой, повиснув на его шее.
- Вот ты где, сладкий.
От его слов меня вдруг накрыла такая ярость и отвращение, что захотелось убить этого наглеца. Он выглядел ужасно. Синяки под глазами, куча родинок на шее и щеках, мне показалось, что он наркоман. В его руке была банка с пивом, он был одет в рваную футболку и джинсы. Клок волос с левой стороны был выбрит.
- Пошли-ка, детка, - он схватил Билла за локоть и дёрнул на себя, заставляя подняться.
Единственное, что я помню, это пустые глаза мальчишки, которые я не забуду никогда.
А потом я встал и схватил за руку этого наглеца, притягивая Билла обратно.
- Он со мной, - холодно сказал я.
Тот отступил, пытаясь сфокусировать на мне свои раскосые глаза, а потом ехидно улыбнулся.
- О, ну тогда не буду мешать, - он как-то странно взглянул на меня, отчего по моей спине пробежалась толпа мурашек, и я вдруг подумал, что меня сейчас стошнит.
А когда мы вернулись домой, Билл, краснея и отводя глаза в разные стороны, неохотно рассказал мне (конечно, не без моих настырных вопросов), что этого парня зовут Алан. Он торгует наркотиками и телами. Билл познакомился с ним через пару месяцев после того, как умерла его тётя, оставив ему всё своё наследство. Алан казался ему спасительным кругом среди пустого океана, он предложил ему «лекарство от одиночества», он предложил ему способ забыться. Билл приходил в этот клуб, чтобы избавиться от пустоты, он спал со всеми, кого мог снять, кто мог снять его, со всеми, кто попадался на пути. А один раз, когда Билл наглотался колёс, Алан притащил его в какую-то комнату и трахнул его вместе с двумя ещё такими же ублюдками, как и он. Билл почти ничего не помнил из-за наркотиков, но наутро у него остался тот самый шрам у виска, который парень усердно от меня прятал.
«Я… пытался избавиться от боли и не видел другого выхода», - сказал мне тогда мальчишка, отвернувшись.
Наверное, он думал, что я буду считать его шлюхой, но я лишь обнял его и прижал настолько сильно, словно пытался забрать всю его боль себе.
Не знаю, получилось ли…
Билл сказал, что привёл меня туда, чтобы показать Алану, что больше не собирается возвращаться. И именно в тот момент мне больше всего захотелось сказать ему, как он мне дорог, как я боюсь того момента, когда придётся уехать обратно. И именно тогда я понял, что люблю его, но мне эта мысль казалась такой глупой, что я думал, Билл только посмеётся надо мной. И я так ему этого и не сказал…
Я так и не смог.
***
- Такси уже приехало, - тихо сказал я, вытаскивая свой чемодан в коридор. – Самолёт через час…
Билл кивнул, прислоняясь к стене и смотря мне куда-то в ноги.
Я стоял неподвижно и не знал, что делать. Был предел моего отпуска, продюсер разрывал меня звонками уже больше трёх недель, пока я не психанул и не сказал, что возвращаюсь. У меня был контракт, и я ничего не мог поделать. Сегодня… Сейчас. Как же я боялся этого момента.
- Я вернусь, - голос сорвался, когда я попытался быть сильным.
Он кивнул снова и написал:
«Я буду ждать».
Я шумно вздохнул и обнял его, целуя. Я впился ему в губы, сходя с ума от того, что мне приходится уехать. Я сжимал его талию так сильно, словно пытаясь оторвать себе кусок на память. Я был в отчаянии от того, что Каулитц не хочет возвращаться в Германию со мной, потому что там погибли его родители. Я думал, что умру прямо за порогом этой квартиры, не дождавшись окончания тура.
Он попытался отстранить меня, мол, такси ждёт, но я лишь сильнее прижал его к стене, вдыхая напоследок этот родной запах, который я полюбил. А потом я немного отстранился сам и провёл ладонью по его щеке.
- Ты только не плачь, - прошептал я, хотя, на самом деле, это я сейчас вот-вот расплачусь.
Он качнул головой, улыбаясь, и уткнулся носом в мою ключицу.  Я поцеловал его в макушку. Я не был готов отпустить его, в отличие от Билла.
Он оттолкнул меня. Он всучил мне в руки чемодан. Он вытолкнул меня за дверь.
- Я вернусь, обещаю, - повторил я.
Каулитц кивнул и захлопнул передо мной дверь, и мне вдруг показалось, что я буквально слышал, как он сползает спиной по двери и падает на пол в немом крике отчаяния, потому что прежде чем дверь закрылась, я смог увидеть его слезу, скатившуюся из глаз.
Я сделал усилие и ушёл. Спустился вниз, сел в такси и  приехал в аэропорт, чтобы улететь домой. И только в самолёте я вдруг осознал настоящий смысл моего нового альбома, который должен был выйти в ближайшее время.
Я понял, что писал об одиночестве. О расставании. О пустоте.
Я понял, что писал о Билле.
И я вернусь. Вернусь, даже если этот самолёт разобьётся при посадке, даже если меня собьёт такси в аэропорту Германии, даже если я потеряю голос и не смогу ходить. Даже если я потеряю разум.
Я вернусь к тебе, Билл, только дождись…

КОНЕЦ