Парень вздрогнул и несильно ударился рукой об инструмент. Рояль зазвенел от такой наглости, но быстро утихомирился.
-Да ты не в себе! Что-то случилось?
Том понял, что легче соврать, чем сказать правду о том, что твориться между ним и Биллом в последнее время взрослому мужчине.
-Проблемы дома.
Учитель тяжело вздохнул и опустился в своё любимое кресло. Приветствуя хозяина, оно скрипнуло, будто тоже хотело передать раздраженное состояние Штефана.
-Ладно. Ты говорил, у тебя есть что-то новенькое? Давай-ка. Сыграешь, и катись к чертям.
Слегка грубоватый тон смягчился. Учитель весь обратился в слух. Он знал: игра Тома Кевлица стоила внимания…
Германия еще не знала такого пианиста и композитора. Молодой, наглый, с тугими афро-косичками и пирсингом в губе, юноша умело покарял сердца публики уже с десяти лет.
К двенадцати годам о нем знал почти весь мир. Концерты, гастроли, светские приемы…. Родители пихали своё чадо во все мероприятия. В интервью на вопросы журналистских акул мать Тома играла наигранную и заученную роль любящей мамаши-наседки, которая прожить без своего отпрыска не может. Она гладила, тогда еще ребенка, по голове, прилюдно целовала в щеку и ласкала. Том, в такие моменты, был по-настоящему счастлив, и со стороны это выглядело довольно естественно. Но стоило уехать всем «дорогим гостям» и исчезнуть вспышкам фотокамер, как женщина тут же преображалась. Настоящей фрау Кевлиц было не то, чтобы все равно…. Просто, скажем так, за воспитанием и делами сына она мало следила. Её волновали деньги, карьера и работа. Бойкая, сорокалетняя блондинка, она вцеплялась в клиентов своей страховой фирмы хваткой бульдога. Ей не составляло труда охмурить любого, даже самого недоверчивого человека, своими «выгодными» предложениями. Хоть и характер у нее был не простой, но за такое рвение её уважали все.
Единственное, что она передала своему сыну кроме красоты и обаяние – это острый язычок. Том, как и мать, мог откусить кому угодно руку по локоть и пожаловаться, что не вкусно.
Отец парня чаще всего пропадал то на работе, то в бесконечных командировках. Если бы не фотографии, Том, наверное, забыл бы лицо своего «родственника». Фрау Кевлиц знала обо всех любовницах мужа, но ей было, прямо скажем, по-барабану где и с кем её благоверный супруг. Её массажист вполне удовлетворял потребности довольно молодой женщины. Причем не только в плане массажа.
Естественно, что Том, когда подрос и стал многое понимать в отношениях, потянулся не только к девочкам. Такой бардак в семье сорвал ему крышу. Он не хотел жениться и не видел себя в роли отца. Как только он пришел домой и заявил, что теперь будет иметь серьезные отношения только с парнями, фрау Кевлиц лишь пожала плечами.
-Это твое дело. Главное – достойный кандидат.
Теперь в двадцать лет юноша сидел за белоснежным роялем музыкального института. Поступление туда было прихотью мамы.
-Образование должно быть законченным. Тем более, что директор этого заведения – мой хороший друг и очень богатый клиент…
Тогда Том слушать до конца не стал. Если клиент – значит, вопрос давно решен. За право заполучить такой лакомый кусочек, как Том, воевали все институты Германии и не только. Но теперь Том учился здесь…
Два года пролетели незаметно за восхитительным белым роялем, полировка которого светилась в лучах дневного солнышка. Прикасаясь к клавишам, юноша затаил дыхание. У него на всю жизнь, наверное, останется эта страсть к инструментам и музыке. Ни дня не проходило, чтобы Том чего-нибудь не сочинил, не сыграл….
Билл был горд за своего любимого. Он часто посещал его на занятиях, и, не заглядывая внутрь кабинета, слушал виртуозную игру молодого композитора.
Том кончиками пальцев провел по клавишам и, наконец, решился…
Тихая, напевная мелодия…. Кажется, что сейчас все взлетит от этой легкости. Фантазия сама обрисовывала в голове Тома картину, которая подошла бы к этому вступлению….
Летний вечер. Теплые лучи солнца согревают и отдают последнее тепло. Природа, казалось, застыла в изумлении перед такой красотой, как закат. Том и Билл идут по дороге, обнявшись и смеясь над глупыми шутками. Вдруг Билл срывает одуванчик и, подбегая к Тому, дует на пушистую головку. Маленькие парашютики запутываются к косичках, щекочут нос. Том отмахивается, притворно сердиться, но тут же начинает смеяться. Шалости любимого человека поднимают настроение….
Хочется лететь….
С ним….
Все выше….
Громкость мелодии возрастает. Теперь это - целая буря эмоций. Лицо Тома напрягается. Закрытые глаза, нахмуренный лоб. Вдруг веки слегка вздрагивают и по щеке катится слеза. Ему тяжело даже вспоминать…
Это была их первая ссора. Они не разговаривали месяц. Том метался по комнате, как загнанный зверь в своей клетке. Да, он поступил подло. Да, это смотрелось некрасиво. Да, он потанцевал и Мэри. Но парень никак не ожидал такой реакции Билла. Он стал флиртовать с другим!
Это было выше всех сил Тома. они разругались и с тех пор…
Удары по клавишам.
Исступленно.
Так сильно, как только можно.
Так громко, как только можно.
Но музыка становилась все тише. И снова – полет фантазии. Мелодия изменялась на глазах. Теперь это – тихая мелодия забытой любви. Та мелодия, которая является единственной и индивидуальной для любого человека.
Для многих это всего лишь музыка. Для Тома – жизнь.
Да, помирились. Но с того момента осталось нечто недосказанное в их отношениях. Подозрения, упреки, угрозы….
Все чаще – отношения на стороне. Все дальше от Билла и от себя.
Том остановил игру. Оборвал кульминационный момент. Обернувшись к удивленному Штефану, пояснил:
-Конец еще не придуман. Для этого нужно время.
Учитель коротко кивнул. Похоже, он находился под большим впечатлением от творения Тома. Его глаза затуманились, как у человека, вспомнившего своё прошлое.
-Том…. Это будет твоей визитной карточкой. Такого я еще не слышал. Даже от тебя. Ты свободен.
Парень медленно встал и взял свою спортивную сумку.
-До свидания.
В голове юноши сумбурно метались мысли. Он не думал об успехе, когда писал это произведение. И конец он не придумал, потому что в отношениях с Биллом никак не обозначалось прояснение.
Тихонько выйдя за дверь, Том обнаружил, что Билл сидит на небольшой скамейке рядом с дверью. Его плечи устало опустились и взгляд был устремлен в большое окно, за которым кипела жизнь. Но во взгляде Билла кроме тоски ничего не было.
-Здравствуй, Билл…