Да…вот что происходило в нашем коллективе. Я спал не только с Дэвидом и с Томом, но и с обслуживающим персоналом. Правда с ними всегда было в первый и в последний раз. Для них я был всего лишь сбывшейся однажды мечтой. Мечтой, которую им выпал шанс трахнуть.
Знаете, я даже не боялся, что это просочится в прессу. Мне было плевать. Я знал, что никто не поверит этому, а Дэвид быстро все уладит. Я считал, что моя жизнь не должна касаться никого. И я трахался с кем хотел, когда хотел и где хотел. Стал доступной шлюхой. И сам не понимал цену своих ошибок.
Том быстро понял, что он не единственный с кем я сплю. А он, в отличие от всех, меня еще и любил…и это стало моей главной ошибкой, герр. Я не учитывал, что у него еще остались чувства. Что они не умерли, как у меня. Что он не разучился любить и плакать…не разучился жалеть и чего-то хотеть. Брат-шлюха, близнец, которому уже все равно где и с кем трахаться…
Герр Хебель, ведь у вас есть брат? Он тоже вас старше…Тогда вы, наверное, поймете чувства Тома, потому что я уже давно не чувствую ничего.
Он кричал, устраивал истерики, иногда даже избивал меня, но он не знал одного. Он не знал, что я не чувствую НИЧЕГО. И все было бессмысленно. Даже его боль…
Знаете, Том оказался сильнее меня. Он нашел в себе силы попытаться начать разрушенную жизнь заново. Однажды Дэвид сказал мне, что Том хочет уйти из группы. Дэйв не придавал этому значения, потому что знал, что ему будет тяжело уйти без меня. А я просто решил уйти вместе с Томом. Почему-то тогда я вспомнил нашу детскую клятву – всегда вместе.
Я просто сказал Тому, что готов уйти вместе с ним. Мы уехали на следующий день. О последующих событиях вы уже знаете.
Мы уехали в Финляндию. Помню, когда мы были маленькими, мы мечтали побывать там, покататься на оленях и увидеть северное сияние.
Я долго не мог привыкнуть к вечному холоду и пронизывающему ветру. Но я радовался, что могу испытывать новое чувство, которое раньше никогда не испытывал – холод. Я мог чувствовать холод. А, значит, я все еще жил…Я думал, все будет по-другому. Но отказаться от наркотика трудно. Том тоже надеялся, что все уже в прошлом. Но я вновь разбил его надежды, снова заставив его трахнуть меня.
Я долго не мог привыкнуть к этой яркой боли в родных глазах. К этим стонам, казалось очень жалобным и просящим о помощи, о спасании. Не мог. Разум возвращался ко мне, и я осознавал, что вновь лечу в ту же пропасть, делаю ту же ошибку. Но ничего не предпринимал. Я сдался. Уже давно. И бороться сил уже не было.
Позже, я привык и к холоду, и к окружающим меня людям. Чуть-чуть выучил финский и мог общаться к местными жителями. Время будто остановилось. Жизнь ползла по кругу. Боль Тома утихла. Но он все еще умел плакать…я видел…я часто видел его слезы и радовался. Радовался, что он все еще борется. У меня была надежда, что у него получится выдержать…
И вдруг я понял, что вновь научился улыбаться…
Пусть сквозь слезы, сквозь пелену боли и тупого отчаяния, но улыбаться, верить, быть.
Он боролся. Я отбирал надежду. Почему? Не мог иначе, не пытался жить иначе.
Давно потерял смысл и не верил, что его можно было вернуть…
***
Его звали Рей. Я познакомился с ним в местном пабе, не далеко от нашего с Томом дома.
Он вновь научил меня чувствовать. Я понял, что способен не только причинять боль.
Я способен любить. И пусть эта любовь грязная, и никто никогда не примет ее. Я способен на любовь. Способен, герр. Но, увы, я могу любить одного, при этом причиняя боль остальным.
Почему? Почему именно он? Не знаю. Не думал. Не видел смысла. Новая зависимость. И новый тупик. Новый конец, изощренная пытка. Для двоих.
Я помню день, ставший началом нашего конца. Конца, которого я так давно ждал и одновременно боялся, что он все-таки наступит.
Первый секс с Реем был не таким, как с Томом. Не таким, как с Дэвидом и со всеми остальными.
Это было началом нового мира. Жизни без самого дорого.
Его руки осторожно бродили по моему телу. Его губы нежно покрывали мою кожу. В моих глазах отражался его страх. В его слезах – моя боль. Уже после. Уже в новой жизни. Боль, которая все еще живет во мне, добивая до конца.
Все по-другому. Все не так, как было.
Нежные руки, бездонные глаза, почти невесомые поцелуи. Чувства. Я чувствовал, герр…я чувствовал. Нежность, боль, желание, стыд и вину. Запретность реальности, ее невозможность, ее убийственную силу и собственную слабость. Не было страсти – было желание. И оно сметало все на своем пути. И даже я сам не понимал тогда что происходит.
Я отдавался в чужие руки, но с уверенностью, что меня не сломают, как в одиннадцать лет.
Не было наигранности и показательных пошлых стонов. Не было искусственно созданной потребности. Не было времени и не было мыслей о брате. Впервые за все это время.
Я ощущал ласку и тепло каждой клеточкой кожи, тихие стоны невольно слетали с губ, я чувствовал то, что обычно называют счастьем. Я был счастлив. Был.
Нежный шелк под моей спиной, сбившееся дыхание, тепло. Медленно. Никуда не торопясь и не боясь опоздать. Не за полчаса до концерта, ни во время десятиминутного перерыва между выходами на сцену. Не в кабинке общественного туалета, не в лифте, ни на грязном полу…да, герр…как видите, мне приходилось трахаться в разных условиях. Не так. Все не так. Круговые движения пальца во мне, тихие стоны, шепот: «еще», просьбы сильней.
На грани, и резкие движения на встречу, насаживаясь на длинные пальцы. Боль. Желанная. Родная. Необходимая. Сладкая. Я умолял, кричал, уже не имея сил сдерживаться.
А он боялся. Боялся причинить боль. Но я не хотел. Не хотел, как с Томом. Просто ждал, тихо скуля от нетерпения и разрывающего на части желания. И он решился. Медленно вводя в меня уже смазанный чем-то член, он то и дело спрашивал: «больно?». А я тихо постанывал от удовольствия, сдерживая дикое желание сделать резкое движение навстречу.
Я не хотел сам. Впервые в жизни я хотел почувствовать себя в чьей-то власти. Мои ноги на его плечах, первые осторожные движения, крики все громче, дикие стоны и море липкой спермы. Долго, тщательно доводя до оргазма уставший организм. Тепло. Закрытые глаза, и одинокая слеза, скатывающаяся вниз по щеке. Единственная. Его шепот, изменивший мой мир: «люблю»…
Такое знакомое, и такое чужое слово. Словно печать на душе, засечка в памяти. Не забыть, не стереть. И такой простой ответ: «и я…люблю».
Полюбить – значит стать рабом. Я знал, и я им был. Выполняя все прихоти Рея, понимал, что счастлив, но вновь потерял свободу. Любил. Я любил, герр. Я любил его.
Я помню, как во время дождя я впервые пригласил к себе Рея. Брата не было. О чем я думал, когда тишина ответила на мой вопрос: «Том, ты дома?» ?
Что заставило оступиться? И вновь исчезнуть время и мысли? Страх испарился. Испарилась жизнь. Ощущение полета и сладкой боли. Вновь неторопливо. А ведь было куда торопиться.
Волна оргазма. И вырвавшийся громкий крик: «Люблю»
Впервые.
Я не знал, что Том пришел домой раньше, чем я предполагал. Я не знал, что нас отделяла всего лишь стена. Я не знал, что новое ощущение боли – его слезы. Я не знал, что он сломался, устав бороться с самим собой. Я не знал, что слово, сказанное мною другому человеку, последние четыре года было смыслом его жизни. Не знал. Не знал, что этим словом я убил в нем жизнь и веру. Любовь способна убивать.
Утром на его подушке я нашел маленький квадратик бумаги, и всего несколько слов:
«Зачем все это, если он, а не я?».
И кое-где размытые чернила. Последний свидетель его слез. Боль. Звонкий звук в ушах, будто что-то разбили. Жизнь. Это рухнула его жизнь, смертельно ранив и меня.
Тихий шепот сквозь слезы, который ничего не вернет: «Том», и почти умоляя: «вернись»…
