Когда эмоции - это хорошо...когда слезы - еще лучше, для меня так...
Спасибо тебе)

Да простит меня Билл Каулитц

Знаешь...это очень глубокий вопрос и нет на него однозначного ответа.
Эгоизм? Да. Надежда? тоже да. Чего больше? А больше пустоты, неизбежности, предопределенности и невозможности избежать неизбежного.
Выход? А есть ли он? Отпустить? Разорвать то, что невозможно разделить? А есть ли у Билла силы на сей отчаянный шаг? Нет...ведь он понимает, он видит
правильный путь, но человек всегда идет по пути меньшего сопротивления. Билл и Том близнецы, неразделимые части одного целого, и они оба понимают это. 
И не смотря на то, что вместе они больше не могут существовать, они остаются рядом, причиняя боль друг другу и умирая, теряя жизнь, теряя надежду...
Печально...но судьба иногда жестоко шутит и соединяет то, что соединять опасно.

Все...аффтора засмущали

Спасибо огромное)) Твои комменты меня безумно радуют)

Спасибо) Рада, что нравится)

Конечно выдумано! Это все моя извращенная фантазия)

ИСТИ
Просто я определяюсь с названием, когда нахожусь уже ближе к концу фика))
Поэтому иногда название фика я меняю))
В оригинале название Without Fear/Who I Am?
Переименовала темку)

Проду сейчас выложу)

Moonlight

Это правильно. Конец будет...ээээ...ну в общем УЖ ТОЧНО не для впечатлительных)
Спасибо за теплые слова) Приятно, что находишь время прочитать мой бред)

МС НАСТЯ

ох, господи...засмущала  
Спасибо солнышко)
Прода будет скоро))))

Danika 483
Ох, понимаю тебя)
Сама прочитала сотни слэшей и тронул только один пока.
Рада, что нравится. Особенно тебе, ибо я прекрасно знаю КАК пишут другие слэшеры))

Милинда

Э...не знаю, что сказать...лучше ничего не буду...

Прода. Тяжелая.

Слезы. Вы знаете, что такое слезы, герр? Слезы даны человеку свыше. В помощь. Не в наказание. Впитывая боль, как и едкий сигаретный дым, они испаряются, даруя спокойствие и полуулыбку сквозь еще не высохшие капельки спасительной жидкости.
У меня больше нет шанса на спасение, потому что у меня отняли возможность почувствовать слезы на щеках. Вместо них – горький яд бесконечных минут, прожитых с мыслью о бесконечной и всепоглощающей боли.
Черные капельки, хранящие тайну моих воспоминаний, не приносят облегчения и не даруют свободу. Только сквозь крик, и только смешиваясь с кровью, блестят они на щеках, прочерчивая тонкие дорожки отчаяния на белоснежной коже раба. Раба собственной жизни, полной непростительных ошибок.
Так тогда плакал я. И мне хотелось одного – смыть эту грязь. И я нашел выход – прикрыть ее чем-то другим…Тогда я не знал, что будет только хуже.
Я часто думал о том, что произошло в одиннадцать лет и что произошло совсем недавно…
Сначала было противно, потом больно, потом было уже все равно…А потом…потом я подумал: «А что в этом такого?»
Да, герр…я пошел по самому простому пути: смириться. И я смирился. Убедил себя в том, что рожден быть грязной, жалкой подстилкой. Но мне хотелось одного: чтобы меня любили…и чтобы я, наконец, получил полное представление о том, какого это, чувствовать в себе кого-то…ведь, когда это случилось впервые, я мало что понимал из-за дикого ужаса и боли, а свой второй раз я просто не помнил…
Почему я выбрал брата?
Да..герр…не удивляйтесь, я слишком низко пал. Это покажется вам ужасным, бесчеловечным и грязным. Так же казалось и Тому. А я…меня изменили. И на вещи я смотрел уже по-другому. И Том стал для меня не только братом…
Как я понял позднее, он просто перестал быть для меня братом…а я так ценил нашу связь…
Том пришел утром. Впрочем, как всегда, когда он хотел расслабиться в обществе местных шлюх. Зачем? Ведь семнадцать лет под его боком существовала своя собстенная…шлюха… Я показал брату, что и парня можно трахать…
Возвращаясь в прошлое, я все больше и больше ненавижу себя. Та боль, что я причинил моему Тому, медленно уничтожала и продолжает уничтожать меня.
Он не понимал ничего, он плакал…по его щекам катились слезы…настоящие, прозрачные слезинки…
Я спросил его только об одном. Я задал ему всего один вопрос. Ответом он подписал себе приговор. Приговор, который не мог быть неподписанным. Он дал ответ, который я знал со стопроцентной точностью. И мы оба знали, что другого ответа просто не могло быть.
«На что ты готов ради меня?»
Вопрос не показался ему странным. Слишком очевиден и естественен для нас ответ на него.
«На все»
По-другому быть не могло…
Эта предопределенность убила во мне все сомнения и заглушила голос не вовремя проснувшейся совести.
Родной…любимый…близкий…мой.
Он не успел понять ничего. Я впился в его губы грубым и одновременно нежным поцелуем, стараясь убедить самого себя в правильности своих действий. Реакция брата была слишком замедленной. Я успел расстегнуть ремень на его штанах и, оттянув резинку трусов, дотронуться до члена. В следующую секунду я отлетел к стене, больно ударившись головой о холодный камень. Слезы отчаяния наворачивались на глаза, но одно я понял точно: я не сдамся. Я хочу. И я вновь приблизился к нему. Его глаза раскрывали передо мной все его мысли и чувства. В его я глазах я видел страх и растерянность. Он искренне не понимал, и понятия не имел, как себя вести. Он смотрел на меня, как на хладнокровного убийцу, заносящего камень над его головой. Я сел к нему на колени, медленно ерзая на его паху и смутно понимая, ЧЕГО  я на самом деле хочу. Я смотрел в его глаза, и это не давало ему шанса на спасение. Он не двигался, лишь сжимал руки в кулаки и с надеждой смотрел мне в глаза, призывая опомниться. Я думал победа за мной, но я ошибался.
Я стянул с себя футболку и джинсы. Покрывал родное лицо поцелуями, изредка покусывая мочку уха. Тихо стонал, а Том лишь сильнее сжимал кулаки.
Во мне проснулись не только навыки актерского мастерства, но и навыки соблазнения. Вот только о том, кого я пытаюсь соблазнить, думать совершенно не хотелось. Наплевав на все, я снял с себя последнюю деталь нижнего белья и, улыбнувшись брату, произнес: «теперь ты».
Наверное, тогда Том понял всю серьезность и абсурдность ситуации, потому что он тихо, но твердо произнес всего одно слово,  которое больше не имело для меня никакого значения: «нет».
Но я знал, что все равно добьюсь своего. Неважно как. Взгляд упал на нашу фотографию. Улыбаемся. Близнецы. Мы умеем читать мысли друг друга.
-  Билл…
Его тихий голос заставил меня вздрогнуть.
- Сделай это. Ради меня, Том
Я видел кричащую, пронзительную боль в его глазах. Он, как и я, понимал, что действительно сделает это, если я не скажу «не надо».
Его губы шептали «нет…нет…нет…», а глаза наполнял слепой ужас.
Я забрался на кровать и, встав на колени, медленно ввел в себя указательный палец, невольно содрогнувшись от неприятного ощущения.
«Билл…не надо…»
Но я знал, что не остановиться. Тихо постанывая, я резко вводил и выводил палец, выгибаясь и вздрагивая от каждого толчка.
«Билл…прошу…»
Я не слушал, заглушая его просьбы громкими пошлыми стонами.
Достаточно растянув себя, я вновь подошел к брату и быстро освободил его стоящий член.
Развернувшись к нему спиной, я медленно насадился на головку, ощущая желанную боль…
«Билл…нет...пожалуйста…»
Слезы. Он плакал. Я чувствовал. Слышал слезы в голосе. Руки дрожали. Я продолжал насаживаться на его член, стараясь не кричать от боли.
«Билл…тебе больно…»
Он знал. Ему не надо было видеть мое лицо и сжатые от боли зубы.
Он сдался:
«Билл…я сделаю…только не так, Билл…больно…»
Я знал. Знал, что он сделает. Я встал на ватные ноги, пытаясь прогнать боль и ставшие комом в горле слезы.
Вновь забрался на кровать, шире расставив ноги и вцепившись руками в подушку.
Я ждал. Тихий голос шептал: «я не умею…»
Мне надоело. «Если не ты, то кто-нибудь другой»
Я знал, что это сработает. И оказался прав. Но сколько боли эти слова причинили Тому, я не знал. Даже представить себе не мог. И не пытался…
Я помню, как он подполз ко мне на коленях, уже полностью голый. Помню, как растерянно и неумело делал он первые движения. Помню, как жестко и властно я подавался ему навстречу, причиняя нам обоим боль. Помню, как громко я вскрикивал, помню сбитое дыхание брата на ухо и тихие всхлипы, сквозь пелену тумана и охватившей страсти. Помню, как Том вскрикнул, кончив прямо в меня, и продолжал резкие движения, доводя до оргазма своего близнеца.
Потом он упал на кровать и, отвернувшись к стене, зарыдал. Каждая его слеза наносила незаживающую рану моему сердцу. С каждым всхлипом я вздрагивал, как от удара кнутом. Я пытался успокоить, но он не давал мне до себя дотронуться и сквозь рыдания я слышал всего одно слово: «уходи».
И я ушел. Ушел, потому что не было больше смысла оставаться рядом. Ушел, потому что ничего не мог дать брату, кроме боли и напоминаний о страшном кошмаре. Ушел, потому что не мог остаться. Ушел, потому что так хотел Том. Ушел, чтобы вернуться, когда боль утихнет. Вернуться, чтобы вновь причинить страдания…