Посвещается Nyphetamine.

Глава 10

POV Bill

Как же я устал. Устал от всего. От слез мамы, от постоянных приходов докторов, от звука шагов за дверью моей комнаты. Неужели так трудно меня понять? Неужели так сложно просто оставить меня одного? Я свел уход за собой к минимуму. Я почти не прошу помощи, я сам научился заползать на кровать и садиться обратно в кресло, я стал спать в одежде, чтобы не пришлось раздеваться, я даже сам теперь готовлю себе еду. И все равно каждый раз, день за днем я слышу предложения о помощи. Мне не нужна помощь. Слава Богу, руки у меня шевелятся. А большего мне и не надо.
Мне вообще больше ничего не надо. Бумага, карандаш, любимая музыка в наушниках – это все. Все, в чем я нуждаюсь. Все, что у меня осталось…
Нашу фотографию со стены я снял. Я устал от слез. Устал от боли. О тебе напоминает лишь ночь. Ночь, которую нельзя избежать. От которой нельзя избавиться, как от фотографии на стене. Я всегда ненавидел темноту. Я боялся теней и не любил холодный тусклый свет луны. Но я всегда восхищался звездами и любил ночное небо. Любил ветер, любил холод. Он всегда возвращал меня в реальность. Напоминал мне о твоем отношении ко мне. Ты почти всегда был ко мне холоден. Как ночной ледяной воздух. И далек. Далек, как та яркая звезда, которую видно с нашего балкона и которую я однажды назвал твоим именем...
Но это опять ненужные воспоминания. Теперь у меня две жизни. Жизнь «до» и «после». И ту, что была «до» я очень хочу забыть. И, наверное, со временем у меня получится. А, знаешь, Том, я до сих пор не верю, что ты такая сволочь. Мне до сих пор кажется, что ты бросил меня здесь не потому, что я тебе больше не нужен. Мне достаточно было видеть боль в твоих глазах, чтобы понять, что что-то заставляет тебя делать это. Что-то заставляет тебя бросить меня здесь. Что-то заставляет тебя лгать, отводить глаза и снова лгать. Вот только что?
Зачем я был тебе нужен, Том? Ради секса? Не думаю. Я вообще думаю, что секс был всего лишь привычкой. Вредной привычкой. Но такой приятной.
Где-то в глубине души я понимал, что все, что мы делаем неправильно. Иногда я представлял себе реакцию мамы, если бы она узнала, что мы с тобой спим вместе. Но голос разума каждую ночь заглушало желание, которое мы с тобой оба тщательно скрывали друг от друга. Привычка превратилась в зависимость. Ведь так, Том? Ты же скучаешь по моему телу, как я по твоему? Ты же представляешь меня в своих объятьях, как я представляю себя в твоих? Ты же скучаешь по моим тихим стонам и крикам, как я скучаю по твоему сбившемуся дыханию и вздохам? И ты так же, как и я, ничего не можешь с этим поделать, ведь так? Ты думаешь, что я не нужен тебе больше, ты надеешься, что все забыл и никогда не вспомнишь. Ты ошибаешься. Я нужен тебе, Том, как ты нужен мне. Мое тело нужно тебе, только я знаю, как ты хочешь и чего ты хочешь. Только я вижу тебя насквозь, вижу все твои желания и покорно исполняю их. Ни одна девушка на земле не способна подарить тебе такое наслаждение, которое дарю тебя я. И все эти пустышки, которых ты, наверняка, сейчас подкладываешь под себя, лишь жалкая пародия на меня. Мы оба понимаем, что никто не сможет заменить нам друг друга. Ты глупый, Томми, ты так много совершаешь ошибок. Ты способен на самообман. Ты можешь всю жизнь уверять себя в том, что все закончилось, что нет меня в твоей жизни, что ты не нужен мне, а я не нужен тебе. Ты не вернешься, потому что не сможешь. Тебе не хватит смелости переступить порог моей комнаты. Ты будешь загибаться в этом чертовом Гамбурге, но не вернешься. Никогда не вернешься ко мне. Ты будешь сходить с ума, ты осознаешь все свои ошибки, но никогда не попытаешься их исправить. Ты даже не сможешь просто набрать мой номер, который наверняка все еще помнишь наизусть. Ты будешь трахать глупеньких девочек, но кого ты будешь представлять на их месте? Но ты никогда не признаешься себе в том, что я нужен тебе. В том, что и ты без меня не можешь. А я не смогу все исправить, Том. Я устал. Устал от всего этого. Мы так запутались в собственной жизни, что судьба приготовила смерть одному из нас. Вот только не рассчитала немножко, я выжил. Но умру я в любом случае. Так зачем медлить? Тебе же кажется, что ты можешь без меня! Ты же можешь обманывать себя! Тебе же плевать на то, что ты всем лжешь, что убиваешь этой ложью тех, кого любишь! Я умру, Том, а что будет с тобой? Найдешь себе черноволосого мальчика и всю свою жизнь будешь верить в то, что он – твоя судьба? Будешь называть его моим именем и жалеть о том, что когда-то просто не нашел в себе силы вернуться ко мне? Тебе плевать? Мне тоже плевать, Том. Я устал. Устал от твоей глупости. Устал от твоей трусости и слабости. И мне очень интересно – как с твоим-то характером ты был и продолжаешь оставаться моей защитой и опорой? Хотя, наверное, это уже не важно. Так страшно - знать друг в друге все. И так больно, при мысли о том, что все могло быть совсем по-другому.
А я устал. Устал от мыслей. Устал от боли. Устал от того, что помню.
Я хочу одиночества. Абсолютного одиночества. Неужели так трудно это понять? Шаги. Предупредительный стук в дверь.
- Привет, Билли, пора принимать ванну
Пытаясь скрыть раздражение, киваю головой. И почти тут же становится стыдно. Ведь они все стараются мне помочь. Ведь они все любят меня. Ведь они – самое дорогое, что у меня осталось. А я так просто отказываюсь от их тепла, полагая, что уже ничто не согреет меня. Хотя бы просто дышать. Они помогают мне просто дышать. А я так легко отталкиваю их от себя. И почему-то кажется, что мне пытаются помочь только из-за жалости. И почему-то мамины слезы вызывают лишь отвращение. И почему-то стирается из памяти тот факт, что я – ее сын… Когда-нибудь я попрошу прощения за такие мысли. А сейчас я просто хочу одиночества.
Мама помогает раздеться и забраться в горячую ванну. Чувствую, как по телу разливается тепло. Закрываю глаза, прошу маму выйти. И все же замечаю, как она, казалось бы, незаметно смахивает с уставшего лица одинокую слезу. Сколько слез уже пролито? Когда-нибудь я попрошу прощения за всю ту боль, что причинил тебе, мама. А сейчас я очень устал. И, увы, ничего не могу сделать…
Полностью погружаюсь в обжигающую воду, оставляя на поверхности лишь лицо. Расслабляюсь и, наконец, открываю глаза. Пытаюсь прогнать твой внезапно всплывший перед глазами силуэт. Как же я устал…
Устал забывать. Устал, ведь ничего не получается. И знаю, что не забуду, а значит, не получится. Не получится жить. Есть боль, которая никогда не пройдет. Есть в моей жизни человек, которого сердце никогда не забудет.
Я умру. Я сам умру. Я слишком устал. И пусть я сильный. И сильные ломаются. И пусть грех. Все равно в рай мне уже не попасть. Слишком много мы делали «неправильно». Ты сам все понимаешь. Твое имя – как мое проклятье. Навечно, навсегда. На моих устах. И вырезано на моем сердце. Может потому оно не забывается? И своего я смогу добиться, только когда сердце перестанет биться? Ты не сволочь, Том. Ты просто глупый. Ты просто боишься любить. И слишком много думаешь о смысле этого слова.
И слишком много ошибаешься. И всегда боишься исправлять ошибки. Глупый…
- Глупый… Томми, какой же ты глупый…
Последний раз делаю вдох, выдыхаю и медленно сползаю на дно ванны. Чувствую, как намокают волосы, как невидимая сила толкает наружу. Сопротивляюсь. Закрываю глаза и слышу только удары сердца. Я так и не научился дышать без тебя. А все потому, что я слишком хорошо знаю тебя, Томми. Я знаю, что нет смысла ждать. Ты не вернешься, ты глупый. «Лучше быстро сгореть, чем медленно угасать» - помнишь эту фразу? (прим. автора – слова принадлежат Курту Кобэйну) Умирает надежда. Вместе с ней умираю я. Я хочу быстро сгореть, Томми…
А все потому, что я слишком хорошо тебя знаю…
Чувствую, как резко закружилась голова от недостатка кислорода. Чувствую, как горят легкие и лицо. Сердце уже не колотится так, будто хочет выпрыгнуть из грудной клетки. А я отдал бы сейчас все на свете на один глоток ночного ледяного воздуха. И круговорот нескончаемых мыслей. О том, что я мог бы еще сделать. О том, что кто-то все же думает обо мне. О том, что кому-то нужна моя поддержка, как мне твоя. И мысль о том, что ты, Томми, несмотря ни на что, никогда бы не смог и не сможешь без меня, заставляет сделать вдох. Захожусь в кашле, понимаю, что все это глупо. Ведь я сильный. А смерть - слишком просто. Все, чего я хочу – одиночества. Может быть, когда-нибудь меня оставят одного? Хотя бы на день… совсем на чуть-чуть. Я так хочу уехать отсюда, из этой душной тюрьмы, вырваться из замкнутого круга воспоминаний. Но никогда не смогу, моя жизнь мне больше не принадлежит. Все, что я могу – медленно убивать в себе надежду и молча наблюдать в зеркальном отражении, как быстро гаснет огонек в карих глазах, так похожих на твои, как медленно сползает с лица фальшивая улыбка, как незаметно испаряется желание дышать, как боль заполняет дыру в душе, поглощая мысли и сознание. Но я сильный, и когда-нибудь я снова научусь жить. Жить, как все другие люди. И даже, может быть, я научусь искренне улыбаться. И обязательно попрошу прощения у мамы. А она обязательно простит. Меня… и тебя.
Я сильный. Но ходить я уже не научусь. Нет у меня сил на это, Томми. Я устал. Я очень сильно устал. Расслабляюсь. Чувствую, как по телу разливается долгожданное тепло. Дыхание восстанавливается.
Снова дышу...

Глава 11

Примечание: понятия не имею, как далеко находится настоящее Лойтше от Гамбурга, у меня оно сравнительно недалеко

POV Tom

Заснуть мне все же  удалось. Проснулся я под вечер и, наглотавшись снотворного, снова увалился спать, уже до утра. Проснулся я в семь часов и, подсчитав, что, если выеду из дома через час, приеду в Лойтше к полудню, решил вставать.
Сейчас я еду на непривычно низкой для меня скорости, выстраивая в голове нужные фразы, которые намериваюсь сказать тебе. В голове куча мыслей, и чем ближе я подъезжаю к месту назначения, тем сильнее страх и желание, бросив все, вернуться назад, в Гамбург. Но нельзя. Нельзя так больше жить, прячась от собственных мыслей и ошибок. Сильнее давлю на газ, увеличивая скорость, и через полчаса подъезжаю к родительскому дому. Быстро выхожу из машины и, немного помедлив, неуверенно подхожу к входной двери. Все слова, которые я так тщательно заучивал по пути сюда, без следа испаряются из памяти. Робко стучусь, подавляя острое желание побыстрее добежать до машины и уехать отсюда куда подальше, навсегда забыв дорогу к этому дому. Когда открывается дверь, я быстро опускаю голову вниз, понимая, что в этом доме я больше никому не смогу смотреть в лицо.
- Том?
Дверь открыла мама. Киваю, чувствуя, как в пересохшем горле начинает першить.
- Проходи
Захожу в родной дом, сейчас кажущийся таким чужим, боясь оглядываться по сторонам. Все еще смотрю себе под ноги, подавляя желание провалиться сквозь землю. Я не хочу видеть ни отчима, ни бабушку, ни кого-то другого, поэтому робко интересуюсь, где ты. Мама, немного подумав и, видимо, решая, пускать меня к тебе или нет, все же решает разрешить мне увидеть тебя и говорит, что ты в  той комнате, что когда-то служила нам детской. Стремительно направляюсь к лестнице, ведущей на второй этаж, и скоро оказываюсь перед твоей дверью. Стараясь успокоиться, засовываю руки в карманы и, еще немного постояв, тихо стучусь в дверь. Невольно зажмуриваю глаза и в тишине ясно слышу, с какой силой бьется сердце.
- Войдите
Твой голос. Кажется, что кружится голова. На всякий случай хватаюсь за дверной косяк и как придурок продолжаю стоять у порога, не в силах толкнуть дверь. Понимаю, что пути назад все равно нет, и захожу, мысленно молясь всем существующим богам, в которых я до этого никогда не верил.
Ищу тебя глазами, ты сидишь в своем кресле и что-то рисуешь на листке бумаги. Поднимаешь голову и замечаешь меня. Замираю, ожидая твоей реакции.
- Том?
Ты шепотом произносишь мое имя. Интонация твоего голоса не говорит мне о твоих чувствах. Я вижу, что ты удивлен, и больше ничего. Нет ничего другого в твоих глазах. Или просто я в них ничего не вижу. Молча смотришь на меня, на ощупь убирая листок в ящик письменного стола. Понимаю, что молчать дольше, глупо.
- Привет, Билл…
Пытаюсь скрыть волнение, крепко сжимая кулаки в карманах джинсов.
Внимательно смотришь на меня, и я готов сейчас на все, лишь бы иметь возможность выйти за дверь. Туда, где ты не будешь видеть меня, а я не буду видеть твоих абсолютно пустых глаз. Наконец произносишь, уже более уверенно и громко:
- Привет, Том
- Как дела? – спрашиваю первое, что пришло в голову, и ужасаюсь тупости своего вопроса.
- С каких пор тебя они стали беспокоить?
Холодно отвечаешь, даже не пытаясь скрыть раздражение.
- Билл…я… …я…
Понимаю, что ничего не могу сказать толкового. Ты с удивлением смотришь на мои попытки хоть что-то объяснить, и, видимо, решив больше не мучить меня, говоришь:
- Не надо ничего объяснять, Том. Зачем ты приехал?
- К тебе…
Удивленно поднимаешь правую бровь
- Что правда? А зачем?
Твой голос холоден и тверд. Я понимаю, что ты изменился. Ты перестал меня ждать. Я больше не нужен тебе. Я был прав, ты можешь без меня. Очевидно, то, что я приехал, стало моей очередной ошибкой.
- Билл…я…мне трудно объяснить…
- Я вроде уже сказал, что не нуждаюсь в твоих объяснениях
- Билл, ты не понимаешь…
- И не хочу понимать
Поднимаю голову и все же смотрю в твое лицо. Ты спокоен, и я понимаю, что ты действительно говоришь так, как думаешь.
- Билл, я сволочь, мразь, я знаю! Но так было нужно, пойми!
- Я верю
Растерянно смотрю на тебя и не понимаю ничего. Ты не злишься на меня. Нет…тебе все равно. Ты абсолютно равнодушен. И я понимаю, какую большую ошибку я совершил, решив вновь появиться в твоей жизни.
- Билл…ты…я ничего не понимаю…
- А что понимать? Живи дальше, найди себе другого мальчишку, которого так же удобно будет трахать. Обо мне можешь не беспокоиться, со мной все будет хорошо.
С ужасом смотрю тебе в глаза. Зачем ты так, Билл?! Неужели ты думаешь, что я просто использовал тебя? Ты же чувствуешь меня! Ты же должен знать, что это не правда!
- Билл, зачем ты так? Я же все могу объяснить! – голос предательски дрогнул, в глазах защипало, стало невыносимо больно и обидно. Обидно, что все выходит именно вот так…
Устало вздыхаешь и закрываешь глаза. Вижу, как из-под плотно сомкнутых век одиноко ползет прозрачная слеза. Вот они – настоящие чувства. Вот она – твоя боль. Ты не смог, братишка. Не смог сыграть эту роль. Подхожу к тебе и робко сжимаю твою ладонь. Распахиваешь удивленные, влажные от слез глазки и шепчешь:
- Не делай мне еще больней, Том… прошу…
- Ты любишь меня, Билл? Как мужчину? Только скажи правду…это важно, Билл…
- Люблю… наверное… я уже не знаю, Том… мне тяжело…
- А как брата?
- Да… Но к чему эти вопросы, Том? Что это меняет?
- Все меняет, Билл. Это то, из-за чего я не приезжал.
Молчишь. Смотришь невидящим взглядом в пол. Думаешь. Позволяешь мне крепко сжимать твою ладонь. 
- Что ты хочешь сказать, Том?
- Неправильно это все, Билл…понимаешь? Не должно так быть! Я…я просто хотел, чтобы мы отвыкли от этого…чтобы начали новую жизнь…Ты же мой брат, Билл… Мой младший братик… Как так получилось, что мы забыли об этом?
С последними словами на глаза навернулись слезы. Боль в горле не позволяла сдержаться. Сейчас я плачу, положив голову к тебе на колени. Молча плачу, тихо, наблюдая, как темно-синяя ткань твоих джинсов впитывает мою боль. Робко кладешь руки мне на голову и легкими осторожными движениями поглаживаешь волосы. Вновь. Ты простил. Ты понял. Ты тоже плачешь. И тихо шепчешь сквозь слезы:
- Ты хочешь, чтобы мы снова стали братьями?
- Да
- Я готов
Отрываю голову от твоих коленей и снова смотрю в твое лицо. Слез больше нет, только мокрые ресницы и дорожки на щеках напоминают о твоей боли.
- К чему ты готов, Билл?
Тихо переспрашиваю, не веря в то, как быстро ты понял меня, как быстро простил.
- Готов стать тебе братом, Том. Только братом.
Легкая улыбка трогает твои бледные губы. Не веря своему счастью, обвиваю руками твое хрупкое тело и крепко прижимаю к себе. Ты не отталкиваешь, но и не обнимаешь меня в ответ. Просто молчишь, просто ждешь, пока я справлюсь со своими эмоциями. Отстраняюсь, вытирая рукавом толстовки слезы.
- Это все, что ты хотел сказать, Том?
Снова смотришь куда-то вдаль, словно можешь видеть сквозь стены. Растерянно киваю головой.
- Да…
- Тогда иди.
- Куда?
- Туда, откуда пришел
- Билл…я…я же все объяснил, - от такого неожиданного поворота событий я начинаю заикаться, переставая что либо понимать.
- Я помню. Что теперь?
- Как что? Ты так не согласишься начать тренировки, чтобы снова встать на ноги?
- Ах, вот оно что…  - грустно улыбаешься, - кто? Мама? Гордон? Бабушка с дедушкой?
- Билл, дело не в этом…
- В этом, Том! В этом! – грубо перебиваешь меня, сжимая руки в кулаки. – Ты бы сам никогда не приехал. А я уж было поверил тебе…
Я не нахожу что тебе ответить и просто стою рядом, не понимая, что делать дальше, что говорить, как себя вести.
- Билл, все, что я сказал – правда. Поверь мне.
- А я верю. Хотя… я не уверен, что нужен тебе, Том. Когда меня можно было тра*ать, ты делал это, позволяя мне быть рядом, позволяя любить тебя…
- Билл…
- Не перебивай меня, Том. Ты не любил меня никогда, просто пользовался моим телом. А сейчас до тебя вдруг дошло, что то, что ты тра*ал меня полгода – неправильно. Самый легкий путь – решить вот так вот, сделать вот такие вот выводы, ведь меня-то больше нельзя тра*ать и никогда больше не будет можно, потому что я никогда, слышишь меня, ни-ког-да не встану на ноги! Раньше ты никогда даже не пытался отказаться от меня, Том. Ни разу не сказал мне, что хочешь прекратить наши отношения. Ты никогда не считал их неправильными, а они всегда были неправильными!
Это инцест, Том, понимаешь? Преступление! Ты же знаешь, что могло быть, если бы о нас с тобой узнали?
Так почему ты раньше об этом не думал? Не думал о том, что под тобой стонет не очередная шалава, а твой брат! А ты хоть когда-нибудь думал, почему я пошел на это? Почему лег под тебя? Думал? А ты думал, почему я продолжал позволять тебе тра*ать себя, когда понял, что ты не любишь меня? Или ты думал, что я настолько слеп, что не видел этого? Том, ты когда-нибудь задавал себе эти вопросы? Задавал?!
- Нет…
- Вот видишь. Потому что тебе на*уй не нужно все это, тебе не нужен я, тебе плевать, что я чувствую, когда ты просто е*ешь меня, молча, даже не целуешь. Тебе плевать на все. И приехал ты сюда только потому, что тебя об этом попросили.
- Нет, Билл! Это не так!
- Кому ты врешь, Том? Мне? А ты забыл, что я не просто твоя личная шлюха, я еще и твой близнец?
Я вижу тебя насквозь, Том. Ты бы не приехал, если бы не мама. Ведь это она, да? Она к тебе приезжала?
- Да… Билл, я бы приехал…
- Не приехал. И ты знаешь об этом, Том. К черту все, братик. Забудем. Я буду считать, что не под тебя я ложился все это время. Мы теперь с тобой просто братья. Братья, у которых не получилось стать друг другу близкими людьми.
- Билл, зачем…
- Что зачем?
- Зачем все это было? Почему все так сложно?
- Не знаю, Том. Уходи
- Нет. Я не уйду, пока ты не пообещаешь мне, что попытаешься встать на ноги. Ради…ради мамы…
- Нет, Том. Я уже давно все решил.
- Но почему, Билл?! Почему?!
- Ты хочешь знать?
- Да! Хочу, я хочу знать!
- А ты уверен в том, что когда я снова встану на ноги, все не вернется на круги своя? Уверен в том, что после того, что было, мы сможем быть только братьями?
- Уверен!
-  А я нет.
Я стою не в силах даже вдохнуть. В ушах отдается бешеный стук сердца. Я понимаю, что сейчас все катиться куда-то в пропасть. И я не в силах это остановить. Я смотрю в твои глаза, вижу в них свое отражение и понимаю, что на этот раз ошибку совершаешь ты. Но я еще там, в Гамбурге пообещал себе, что сделаю все, для того чтобы убедить тебя отклонить отказ от тренировок. И я выполню это обещание, Билл. Любой ценой.
- Глупо, Билл…
- Глупо то, что ты так поздно осознал необходимость прекратить весь этот цирк, Том
Я ведь тоже играл, претворялся, что все хорошо. Я просто не мог все это остановить. Я любил, понимаешь? А ты делал вид, что любил! Тебе было намного легче остановить все это, чем мне.   
- Ты должен встать на ноги, Билл
- Я ничего никому не должен. Когда-то я доверил тебе свою жизнь. Сейчас я понял, что ошибся. Я больше не доверяю тебе, Том.  Ты больше ничего не решаешь. Уходи
-Не уйду
- Ты зря тратишь время.
- У меня его много
- Ты ничего не добьешься.
- Билл, пожалуйста…я хочу, чтобы ты снова встал на ноги. Та причина, по которой ты не хочешь этого делать, единственная?
- Нет
- Что еще?
- Я просто не хочу. И вообще, знаешь, о чем я мечтал все это время? О том, чтобы меня все оставили в покое! Я могу хотя бы сдохнуть нормально?!
- Билл, что ты несешь?
- Ничего. Ты дурак, если не понимаешь
- Только попробуй что-нибудь с собой сделать
- Я пытался. А знаешь, что остановило? То, что я не такой эгоист, как ты. Я в отличие от тебя понимаю, что ты без меня не сможешь. Так что будь спокоен. Сам сдохну когда-нибудь. Только оставь меня в покое.
- Не оставлю
- Слушай, Том, а может мне маме рассказать о причине, по которой я не хочу снова ходить? Как думаешь, что она с тобой сделает, когда узнаешь, что ты со мной по ночам делал?
- А ты не думал о том, что с ней будет, когда она узнает, что тебе это очень нравилось?
- А это уже будет не так важно. Ты же е*ал меня, а я просто позволял тебе это делать. Раскинь мозгами, Том, кого из нас посчитают виноватым?
- Ты что чокнулся тут, пока меня не было?
- Вот именно, Том - пока тебя не было. Нет, я не сумасшедший. Просто мама тебя выгонит, если узнает о нас, и больше никогда даже близко не подпустит к этому дому. Ты ведь сам не хочешь по-хорошему.
- Давай
- Что давай?
- Ну, зови маму. Вместе и расскажем. Кстати, можешь показать ей кое-что. Например, как ты хорошо умеешь работать своим прелестным ротиком.
- Пошел ты, Том
Устало закрываешь глаза. Я не собираюсь сдаваться. Сейчас я готов абсолютно на все. Мне даже будет плевать, если ты на самом деле чокнулся и решил рассказать все маме. Я не сдамся, Билл. Ты будешь ходить.
- Билл, я не уйду. Я… Билл? А если бы я раньше предложил все это прекратить?
- Что если бы?
- Что бы тогда было?
- Прекратили бы.
- Стали просто братьями?
- Ты действительно считаешь, что это возможно, после того, что было?
- Не знаю… так кем бы стали? Чужими?
- Ну, не совсем чужими. Просто прекратили бы общение. А потом… потом может как-нибудь и встретились. Близнецы все-таки.
- Давай попробуем вернуться назад. Ты встанешь на ноги и… и я уйду из твоей жизни. Обещаю.
- Ты не сможешь
- Ну, ты же сам сказал. Может, как-нибудь встретимся…
- Ты хоть представляешь, сколько должно пройти времени, чтобы мы начали друг друга правильно воспринимать?
- Я подожду, Билл. Сколько надо подожду. Поверь мне. Последний раз, просто поверь… Я смогу уйти, обещаю. Только, пожалуйста, дай нам шанс начать новую, нормальную жизнь.
- Я не знаю…
- Пожалуйста…
- А если ничего не получится? Я не хочу все заново…
- Получится, Билл
Я уже не замечаю, как по щеке тихо стекут слезы. Не замечаю, что и ты плачешь. Не замечаю времени, ни отражаю реальности. Не думаю о том, что мне придется уйти. Не представляю, как выполню эти обещания. Я не думаю о будущем. Сейчас важно лишь одно. Важно твое согласие.
- Потом будет еще больнее, Том
- Билл, это моя вина, что ты сейчас сидишь в этом кресле, позволь мне исправить хоть одну из тех ошибок, что мы совершили
- Здесь нет твоей вины, Том. Здесь нет ничьей вины. Давай забудем. Просто уходи
- Я уже сказал, что не уйду
- Чего ты хочешь?
- Дай свое согласие на тренировки. Не губи себе жизнь, Билл
- А смысл? От нее все равно уже почти ничего не осталось.
- Билл…не надо…
- Ладно, Том… попробуем.
- Ты согласен?
- Да, Том. Согласен.
- Спасибо, Билл, - обнимаю тебя за талию, отстраняюсь, понимаю, что разговор окончен.
- Только помни, Том, что ты обещал…
- Я помню. Где будут тренировки?
- В реабилитационном центре, в Гамбурге. Два раза в день. Через две недели нужно уже пытаться вставать на ноги.
- Я сегодня схожу к доктору Вайсу. Договорюсь о первой тренировке.
- Хорошо.
- Пока?
- Пока
С трудом заставив себя выйти из твоей комнаты, я быстро направлюсь к двери. Маме я решаю ничего не говорить. Сам скажешь ей. А мне надо успеть заехать к доктору Вайсу.
Спасибо тебе, брат. Спасибо, что дал мне шанс попытаться хоть что-нибудь исправить.

Статус фика: приостановлено

Глава 12

Выписки из дневника Билла К.

Спустя пару дней я вновь открываю старую тетрадь, беру в руки ручку и пишу эти строки, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не прочитать написанные ранее моей же рукой фразы. Фразы, в которых я обещал себе начать новую жизнь. Фразы, в которых не было ни сожаления, ни обиды, ни даже надежды на что-то лучшее. Сухие, лишенные эмоций прямые строки с множеством маленьких точек в конце. Как будто что-то осталось недосказанным. Как будто и не было никогда этого, казалось бы, необходимого равнодушия…
А ведь и вправду не было. Я слишком много лгал. Лгал, когда писал, что не больно. Что не жду. Что все равно. Верил, что не жду и вздрагивал от каждого звука проезжающего мимо дома автомобиля. Верил, что нет больше боли и почему-то всегда хотелось закричать. Закричать так громко, чтобы ты услышал. Чтобы ты понял. Я верил в однажды написанное мною «все равно», четко выводил на бумаге красивое слово «апатия», а через пару дней принял нелегкое решение собственноручно оборвать свое существование. Не получилось. И я только сейчас понял почему. Я люблю. И буду любить. Вот только больше никогда не покажу тебе свою любовь. Я выполню свое обещание. И я верю, что смогу забыть. Пусть не все, пусть не сразу. Но ведь в новой жизни не будет тебя. «Мы» просуществуем лишь месяц, а потом незаметно растворимся в суете городских дней и вечных поисках смысла «любить»…

* * *

Мне страшно. Страшно оттого, что очень скоро все это должно закончиться. Мне жаль, что нет другого выхода. Хочется бросаться на стены и кричать от безысходности, хочется, наплевав на все, снова поверить, хочется воскресить любовь, которой никогда не было. Но смерть есть конец. А значит никогда больше. Даже призрачной тени настоящего чувства, которым мы все же сумели обжечься.
Я знаю, тебе тоже страшно. Страшно, потому что скоро придется отпустить того, кто почти с самой первой минуты твоей жизни всегда был рядом с тобой. Но самое сложное еще впереди. Ты не готов отпустить, но я готов уйти. И я уйду, оставив после себя лишь болезненное воспоминание.

Я очень хорошо помню, как в самый первый день ты привез меня в больницу. Помню, как сжимал мою руку в своей, когда меня посадили на какое-то устрашающее сооружение. Помню, как забыв обо всех преградах и пропастях между нами, ты шептал, что все будет хорошо. Я улыбался, растворяясь в тихом шепоте любимых губ. А потом резкий холод в интонациях, банальные фразы, до боли знакомые маски, знакомая ложь, и почему-то смешно…
Как дети. Ничего не понимаем и слишком глупы и наивны. Не замечаем, что сами порой ставим себе подножки…
Я помню, как убивала каждая минута, проведенная в молчании. А когда молчать дольше не оставалось сил, пальцы медленно набирали первый попавшийся номер, и, делая вид, что так и должно быть, мы спокойно говорили: «Алло, привет, давно не созванивались, как жизнь?».
И не думали о том, что сами причиняем себе боль.
День за днем. Менялось многое. Время шло, а пластиковый лед в наших сердцах даже не думал таять. И страх становился все больше. Казалось, что теряю рассудок. Смирялся. Дышал. Набирая номера многочисленных знакомых, делал вид, что так и должно быть.
Проходил курс тренировок, будто выполняя обещание. Будто сам не хотел этого, будто не мечтал снова встать на ноги, снова пройтись по любимому парку в самом центре Гамбурга. Будто не хотел снова почувствовать тебя в себе, будто не мечтал бесшумно опуститься перед тобой на колени. Казалось, физической силой прогонял опасные мысли прочь. Проклинал, ненавидел, любил… Окончательно запутался.
А время шло. Появилась усталость и какая-то незнакомая тяжесть в ногах.
И голос доктора звучал как смертный приговор, внушая отчаяние и страх: «Скоро будем переходить на домашние тренировки».
И означало это одно: страх и неловкость, горечь и отчаяние в четырех стенах, где кроме меня есть еще и Том.

Я помню, как еще в больнице меня учили заново стоять на ногах. Помню, как еле ощутимо вздрогнул, когда твоя рука легла на мою талию. Помню, как тяжело было держать ноги прямыми, когда они так и норовили согнуться в коленях. Помню, как прощался с докторами и медсестрами, шепча слова благодарности.
Я помню свой первый шаг. К тому времени я уже без особых усилий мог стоять на ногах, опираясь на твои плечи и тщательно отводя взгляд от твоих глаз куда-то в сторону. Помню, как однажды ты придерживал меня за локти, а потом вдруг резко отступил назад, соскальзывая ладонями по моим рукам и останавливаясь на тонких запястьях. Я стал терять равновесие, мне пришлось сделать шаг вперед. Но удержаться мне не удалось, и я оказался в твоих крепких объятиях. На секунду я уткнулся носом в твою толстовку, восстанавливая в памяти чуть уловимый запах твоего парфюма.
А потом с твоей помощью снова принял вертикальное положение.
- Вот и твой первый шаг, Билл
Я улыбнулся, все еще чувствуя твой запах. И почему-то тихо прошептал: «Спасибо».
Скоро я мог уже твердо делать первые шаги, правда с небольшими интервалами во времени и твоей помощью.
Вспоминая обо всем этом сейчас, я будто снова ощущаю тепло твоей руки, которой ты надежно, но как бы чего-то боясь или стесняясь, придерживал меня за талию. Болезненное воспоминание, но я не могу от него избавиться.
Позже я уже мог ходить, опираясь на спинку инвалидной коляски. Именно ходить. Медленно, даже слишком медленно, зато без остановок и посторонней помощи. Потом кресло заменила стена, а вскоре я уже мог совершенно самостоятельно передвигаться на небольшие расстояния.
Я счастлив, зная, как счастлива мама снова видеть меня на ногах. Я был прав: она простила тебя, Том. Так же, как простил тебя я. Ты один продолжаешь винить себя во всем, что произошло между нами. Именно поэтому я не заставлю тебя выполнять данное мне тогда обещание.
Я уйду сам, собственноручно поставив болезненную точку в наших отношениях.
Я уже нашел подходящую квартиру на окраине города. Для начал подойдет, а позже я планирую перебраться в Кёльн. Как бы ни был огромен Гамбург, он слишком тесен для нас двоих.
Сейчас я даже представить не могу, что через каких-то пару дней скажу тебе «прощай», где-то глубоко в душе надеясь на случайную встречу уже в новой жизни. Мне слишком больно, и я не думаю об этом, стараясь больше передвигаться по дому.
Скоро я смогу выходить на улицу, и тогда я смело скажу: «Да, я могу ходить! Я научился!» Скоро я с искренней улыбкой на лице скажу тебе «спасибо». И тогда еще совсем не будет важно, что после последует слово «прощай»…

Я люблю тебя, братик. Ты подарил мне жизнь. Осталось только отпустить.