Глава 8
Разве ты не слышишь?
Это сердце, оно бьется тише…
Я жду, я не смею все забыть
Подскажи, как теперь мне дышать?
(с) Tracktor Bowling
Выписки из дневника Билла К.
* * *
Почему боль рождается в сердце? Я раньше не задумывался. Теперь я знаю. Потому что сердце – жизнь, боль – смерть, а в мире ничего не бывает просто. Мы живем, дышим, получаем удары в спину, надеемся, верим, любим и убиваем себя сами. Когда душа насквозь пропитана ядом, есть лишь один выход. И всего один замок на двери со спасительной табличкой. Мы знаем, где искать ключ. Но есть то, что способно остановить человека, находящегося в шаге от цели, от спасения, от смерти. Это не любовь, нет. Ее больше нет, потому что сердце отняли, оставив лишь яд в душе и воспоминания, порой причиняющие еще большую боль. Внутри выжжено, пусто, нет ничего, сердце бьется лишь для того, чтобы поддерживать в никому больше ненужном теле жизнь, порой не слышишь собственного голоса и не понимаешь собственные мысли, порой боишься собственного шепота и вздрагиваешь, когда волосы вдруг падают на бледное лицо. Боишься открыть глаза, предпочитая держать веки плотно сомкнутыми. Вид кухонного ножа или бельевой веревки внушает дикий ужас. Начинаешь бояться себя. Живешь в кошмаре, но все еще дышишь.
А иногда идет дождь. Забираешься на широкий подоконник и настежь распахиваешь окно. Подставляешь лицо дождевым каплям, слизываешь их с рук, избавляешься от яда собственных слез, потому что больше не можешь понять, что на твоих щеках. Сигаретный дым впитывает боль воспоминаний, затуманивает разум. Холод возвращает, казалось давно умершие, чувства. Резкие порывы ветра уносят прочь сизый дым, пропитанный твоей болью. И ты можешь сказать: ты живешь. На острое лезвие ножа смотришь равнодушным взглядом, чувствуя, как возрождается то, что держит тебя в этом мире, что заставляет делать вдох, за которым обязательно следует выдох и следующий вдох, что заставляет затушить сигарету и слезть с подоконника, чтобы не заболеть, ведь тонкая футболка не спасает от ледяного ветра. Это то, что ты так ненавидишь, но без чего не прожил бы и дня. Это то, что уже причинило тебе много боли. Это то, что стало твоей большой ошибкой. Это то, что стало частью тебя. Самообман. Который люди называют красивым словом «надежда»…
Так происходит со мной.
* * *
Мне так жаль, Том. Жаль, что ты не можешь понять того, что я чувствую сейчас. Я перестал думать, потому что мысли, которые все чаще стали появляться в моей голове, пугают меня. Я не знаю, зачем все это. И знаешь…я понял, что я и не хочу знать. Я не могу перестать надеяться, потому что иначе просто не выживу. Я все еще жду и верю, что ты вернешься, заберешь меня отсюда. Родной дом, который я всегда любил и в который всегда возвращался с огромной радостью, стал для меня тюрьмой.
Эта кровать, деревянный столик рядом, наша детская фотография на стене, детские игрушки, аккуратно расставленные на полках – все это несет в себе частичку тебя и дарит немного другие воспоминания, но даются они не на много легче. Я так хотел вырасти…мы оба очень хотели поскорее стать взрослыми, а теперь я отдал бы все, чтобы вернуться в наше счастливое детство, где не было запретных поцелуев и прикосновений, не было этой неправильной, непонятно откуда взявшейся страсти, не было этих диких желаний, не было нас – таких, какими мы стали. Тогда я бы все сделал по-другому. Я бы не поцеловал тебя тогда, а просто ушел, пожелав спокойной ночи. И лучше всю свою жизнь жалел бы о том, чего не сделал…
А потом наверняка бы забылось, незаметно стерлось из памяти. Я бы желал тебе приятных снов и уходил в свою комнату, утром готовил завтрак и провожал на работу, вечером встречал, готовил ужин, и мы бы вместе смотрели телевизор, рассказывая друг другу о том, как прошел наш день.
А, может, мы бы жили в разных частях Гамбурга или, может, на соседних улицах, заходили друг к другу в гости или встречались в каком-нибудь кафе, знакомились с девушками и делились друг с другом мечтами, секретами, мыслями…
И доверяли бы друг другу так, как никогда и никому больше не смогли доверять, и любили друг друга, как братья, с гордостью называя друг друга самым дорогим, что есть у нас в жизни.
А может, мы бы просто потеряли всякую связь, каждый из нас стал бы жить своей жизнью и лишь при взгляде на совместную фотографию вспоминал о своей половинке.
Любой из этих вариантов был бы правильным. Жаль, что мы выбрали иной путь. Жаль, что сейчас ты далеко.
Мне так жаль, Том.
* * *
Интересно, что ты сейчас делаешь? Кто сейчас рядом с тобой? О чем ты думаешь и думаешь ли ты обо мне? Я снова стал жить в ином мире. В том, из которого так долго пытался сбежать. В конце мы всегда возвращаемся к началу? Или это просто время не справляется со своей работой? Почему я помню? Может, потому что не хочу забывать?
* * *
Это так глупо, братик. В двадцать лет попрощаться с жизнью…
Или…? Я еще не отказался от нее?
* * *
Я буду ждать тебя всегда. Просыпаясь, я буду говорить тебе «доброе утро», засыпая, желать спокойной ночи. Здесь – на бумаге – я буду разговаривать с тобой, интересоваться твоей жизнью, твоими успехами. Сколько прошло времени? Всего неделя, а кажется, что несколько лет. Может, у тебя просто нет времени? Может, какие-то проблемы на работе или с машиной? Ведь новая все еще в ремонте. Может, у тебя нет времени позвонить? Или ты не хочешь расстраивать меня? Не вижу логики, но тебе в принципе не ведомо это понятие, так что и этот вариант может быть для тебя характерен. Мне приходят смс-ки от друзей и даже бывших одноклассников. И только от тебя нет ни строчки, будто нет тебя. Но ты же есть, правда? Ты же придешь? Мне часто кажется, как к дому подъезжает машина. С замиранием сердца я жду, когда хлопнет входная дверь. Жду долго. Пока не наступит апатия – доктор был прав, я часто нахожусь в таком состоянии.
Но, знаешь, Том, мне легче. Легче ничего не чувствовать, не хотеть, не ждать. Тогда боль исчезает. Нет ее, понимаешь? Ничего нет. Только пустота. Но я привык к ней. Как к холоду. Как к одиночеству. Привык.
И это пугает меня.
* * *
Мне так жаль маму. Она всегда грустит. И пусть при мне она улыбается, я знаю, что на самом деле творится в ее душе. Печальный блеск в глазах, грустная улыбка на губах, родной голос, заставляющий верить в то, во что она сама, возможно, не верит. Я часто прошу ее покинуть мою комнату.
Я не хочу, чтобы кто-то видел мою боль. Единственный, кому я не боюсь показать ее – ты, Том. Тебя нет, и я научился одевать маску. Равнодушия, спокойствия, смирения. А внутри так больно. Еще никогда мне не было так больно. Спаси меня. Я умоляю…спаси.
* * *
Я почти перестал разговаривать. Мама боится, что я замкнусь в себе. Странно. Я почему-то совсем этого не боюсь.
* * *
Раз в два дня ко мне приходит герр Вайс. Он очень добр ко мне. Всегда улыбается, интересуется моими делами и настроением. Всегда спрашивает, как я провожу время, чем занимаюсь. Вчера я показал ему свои рисунки. Помнишь, ты говорил, что я красиво рисую? Он сказал то же самое. Я так благодарен ему. Мне кажется, будто я знаю его уже давно. И еще, Том…
Он чем-то напоминает мне отца…
* * *
Том, а ты помнишь, когда мы были маленькими, мама всегда нам говорила, что человек всегда получает то, что заслужил? Может то, что я имею сейчас – дано мне по заслугам? Вот только я не знаю, что такого плохого я совершил…где ошибся? А, может, ошиблись мы оба?
* * *
Том, я так хочу тебя увидеть…
Прикоснуться к твоему лицу, ощутить твой запах, просто почувствовать, что ты рядом…
Почему ты не приходишь? Прошло уже две недели, Том…
Ты даже не позвонил…
Почему?
* * *
Сегодня я слышал, как мама говорила с Гордоном. О тебе…
Она тоже не знает, почему ты не приходишь…Она волнуется. Ты не берешь трубку. Почему, Том?
Ты врал, когда обещал приезжать?
* * *
Я так хочу умереть…
Просто однажды не проснуться.
Не увидеть твою фотографию на стене и не услышать голос мамы.
И не знать, что ты бросил меня. Просто оставил одного...
* * *
Сегодня я нашел нашу старую фотографию, где нам по одиннадцать…
Ты там такой смешной. Улыбаешься и держишь меня за руку.
Я всегда был слабее тебя, а ты всегда чувствовал за меня ответственность.
Ты мне всегда доверял. Я всегда знал о тебе все. Я был единственным, кому ты не боялся показать свои слабые стороны. Ты знал, что я пойму. Помогу.
Помнишь, как мы чувствовали друг друга?
А помнишь наш восемнадцатый день рождения?
Мы, наконец, стали взрослыми. Ты сдал на права, а я провалил экзамен. Ты смеялся, а потом сказал, что будешь моим личным водителем. Я тогда думал, что ты шутишь. Помнишь, как мы вместе выбирали твою первую машину? Ты так радовался, когда впервые сел за руль собственного автомобиля. Я был первым, кого ты прокатил.
А помнишь, как тебя приняли на хорошую работу? Мы тогда пошли в клуб и впервые напились так, что ни ты, ни я не могли встать на ноги, и нам пришлось ночевать в клубе. А потом ты купил квартиру в центре Гамбурга и настоял на том, чтобы я переехал вместе с тобой. И вот тогда началась другая жизнь. И вот тогда все полетело к черту.
* * *
В чем я виноват перед тобой, Том?
Скажи. Прошу, только скажи…
Что я сделал не так?
* * *
Прости меня, Том
Братик…
Прости…
За поцелуи мои, за ласки…за любовь…неправильную, небратскую…
Давай вернемся…прошу…давай вернемся назад…
Я забуду, только ты забудь…прости. Прошу, прости…
Не дай мне умереть. Не дай мне хотеть умереть…
Вернись…
* * *
Я так хочу увидеть твои глаза…
Услышать твой голос.
Я больше тебе не нужен.
Я прощаю, Том…
Я понимаю. И прощаю.
* * *
Я хочу поставить точку. Я хочу забыть о своих желаниях.
Ты больше не вернешься. Я отпустил тебя.
Будь счастлив. Проживи эту жизнь за нас двоих…
Будь нежен с той, которую полюбишь…так же нежен, как со мной…
Мне не больно. Мне не больно. Мне не больно. Я лгу.
* * *
Почему я не могу избавиться от мыслей о тебе?
Я хочу, чтобы остановилось сердце…
Жаль, что боль не способна убить.
* * *
Это последняя запись в моем дневнике.
Я начинаю новую жизнь. В ней не будет мыслей о тебе. В ней не будет глупой надежды и воспоминаний. Я сделал свой выбор. Ты простишь меня за него. Если хоть немного любишь. Или хотя бы просто помнишь…
Сегодня приходил доктор Вайс.
Пришли результаты моих анализов.
Они положительны, Том…
Положительны…
Ты знаешь, что это значит?
Это значит, что я мог бы снова встать на ноги. Снова смог бы ходить.
Всего месяц, Том. Месяц – и я снова на ногах.
И цена этому всего шесть часов тренировок каждый день.
Невероятно, правда?
Жаль, что все так получилось. Жаль, что уже ничего не изменишь.
Я не буду ходить. Никогда больше. Я отказался от тренировок.
* * *
Прощай.
. . .